Максим Александрович Венедиктов - Самая долгая ночь

барабан, провернул его, прицелился в мертвое тело Венедиктова. После он убрал его за пазуху, повернулся к Лизе и Марии и сказал:

– Одевайся…помоги ей и выходите отсюда, когда я устрою бучу, думаю в суматохе вы сможете ретироваться.

– Ты сошел с ума….приди в себя, там толпа офицеров!

– Они не будут стрелять, а я уж тем более.

Ярославский кивнул, а после медленно подошел к двери, повернул её ручку и вышел из комнаты. Впереди был длинный коридор, что выведет его в фойе, где сидит Надежда Павловна, 12 офицеров и остальная плеяда гостей и проституток. Он шел шатающейся походкой по переменяющемуся, скачущему коридору, что мелькал в конце освященной кухней, а также освещенным проходом в фойе. В голове вспыхивали образы жены, убитого гражданина Н, убитого адвоката Кодзинского, судьи Венедиктова. А теперь и будущее мертвое, истекающее кровью и борющиеся с агонией тело Надежды Павловны. «Монпелье» рухнет или не рухнет после этого, уже не так и важно, после подобных событий, сюда не заходят приходить, если только клиенты не сумасшедшие, дотягивающиеся до самых жестоких, греховных и страшных мест для платного соития со жрицами любви. Револьвер за спиной придавал веса всем действиям, придавал смысл всем этим ночным действиям Дмитрия Ярославского, по настоящему вселял в него дух и силу, но он не только вселял, он и был той самой силой. Ярославский на миг устыдился своего положения, устыдился своей оторванности от армии, от офицеров, от настоящей жизни, праздного бытийства…все это не для него, при этом так было предначертано уже давно, другого не дано. Ему было стыдно стрелять в здании, где находится много офицеров, ему не хотелось, чтобы они видели подобное, ему не хотелось, чтобы они также пошли в атаку, ему вообще не хотелось нечего. Голова начала болеть, образы растворились, словно дым, от затушенных сигарет, развеянный ночным ветром из открытого окна, на втором этаже. Ярославский открыл глаза и понял, что уже вышел в фойе, живущие лишь греховным блядством и праздным весельем, не похожим на человеческое, напоминающим лишь животных.

Медленным шагом он обходил гостей, проституток, официантов с подносом, по красивому, мраморному полу, отражающему богатый потолок с огромной златой люстрой, большие красно-бархатные шторы у окон борделя, прямо к специальным диванам для хозяйки и особых гостей, вот он уже прямо перед этим диванчиком. На нем сидит судья, по фамилии Леонидов, как помнилось Ярославцеву, а рядом с ним Надежда Павловна, уже изрядно напившаяся она смеялась с каждого сказанного Леонидовым словом и даже не заметила, как Ярославцев подошел к ней практически в плотную, на расстояние вытянутой руки и револьвера в оной. Она не заметила, как Ярославцев одним, молниеносным движением выудил из-за спины «Наган», не заметила, как он потянул спусковой крючок, не услышала звук громкого выстрела, в её нос не ударил резкий запах пороха и горьковато-соленый вкус на губах, она даже не заметила и не успела понять, что Дмитрий Ярославцев убил её выстрелом из револьвера в голову. Не слышала криков, не слышала плача девушек, громких выкриков офицеров, проснувшихся и бегущих к Ярославцеву, а также падение револьвера на мраморный пол.

Примечания

1

Дамы, идите сюда. Пришел гость.

(обратно)
--">