Константин Рудольфович Зарубин - Повести л-ских писателей

микрорайонов, в позднесовковом стиле. После этого их начали различать: «Новый
книжный» и «Книжный на площади». Но это за считаные
месяцы до моего отъезда в Нижний случилось. Так что «Новый книжный» – это уже не моя история.
В старом книжном, в «Книжном на площади»… Бог ты
мой, там же ещё и запах этот был… Он исчез потом, в нулевые уже, после евроремонта. Вы ведь представляете себе
запах советского книжного? Такой… плотный… бледно-фиолетовый с оранжевыми пятнышками тут и там. Дразнит и
успокаивает одновременно… Вы не пугайтесь, у меня синестезия просто. Довольно редкая разновидность: я запахи
«вижу» в цвете. Не все запахи. Но промышленные, химические – их очень часто «вижу».
В восьмидесятые три отдела было в книжном. Налево,
как входишь, начинался самый большой, с официальной литературой. Партийные брошюры, всяческий политиздат, какие-то бесконечные серии про революцию. Стояли, пыль собирали. Этот отдел никого не интересовал. Всех интересовал
отдел подписных и дефицитных изданий – он был как бы в
глубине основного зала, надо было пройти мимо стеллажей
с партийной бурдой. Туда приходили хорошие книжки, по
две-три штуки, и их сразу расхватывали. Самое удивительное, что расхватывали по-честному, в явочном порядке: ко-

му повезёт, тот и хапнет. То есть без блата совсем.
Это, я думаю, с продавцом отдела было связано. Игорь
Трофимович звали продавца. Вылитый книголюб-интеллигент: очочки с круглыми стёклами, бородка аккуратная с
проступающей сединой. Начитанный до умопомрачения.
Видно было, что не просто на работу ходит, а любимым
делом занимается. Держался со всеми приветливо, но дистанцию соблюдал. Невозможно было представить, что ктото может к Игорю Трофимовичу подойти и сказать: «Игорь
Трофимыч, у нас полочка одна недозаполнена в чешском
гарнитуре. Не отложите мне Сте́ндаля по старой дружбе? Я
вам с путёвочкой в Болгарию помогу». Совершенно за гранью воображения было такое. Поэтому, я думаю, никто к
Игорю Трофимычу и не подходил с такими просьбами.
Максимум, до чего он мог опуститься, – это сказать: «Знаете, у нас во вторник будут новые книги, подходите, может
быть, вас что-нибудь заинтересует». Он ко всем обращался
на «вы» – ну, кроме совсем уж младших школьников, наверно.
У меня так и звенит в памяти: «Вы, Лена…», «Вам, Лена…» А Лене, представьте, тринадцать лет, Лена удрала с
физкультуры, потому что ну физкультура же! И потому что
новые поступления в книжном обещаны. Лена месяц на полдниках экономила, пятнашки откладывала карманные, чтоб
«Лунную радугу» купить какую-нибудь… Вбегаю, запыхавшаяся вся, руками в фартук вцепившись: «Здравствуйте,

Игорь Трофимыч!» «Доброе утро, Лена! Что же вы опять
пренебрегаете своим ученическим долгом…» Он всегда с
высокопарными оборотами говорил. Как будто бы строго, но
на самом деле совсем не строго…
В Борске, вы не подумайте, народ так-то вежливый был,
воспитанный. Всё-таки учёные сплошные, техническая интеллигенция. Но Игорь Трофимович даже на этом фоне был
особенный. Ну, мне казалось, что особенный, по крайней мере. Я нигде больше, ни от каких больше взрослых такого уважения не чувствовала, элементарного уважения ко мне как
личности, которое подростку так нужно. Особенно по сравнению со школой. В школе-то меня песочили постоянно. За
упрямство, за своенравие…
Ой, увлеклась воспоминаньями. Чуть не забыла про третий отдел. А ведь в нём-то всё и случилось. Именно там в
руки мне попал сборник, который вы ищете.
Этот отдел, комиссионный отдел, был справа, как войдёшь. В него сдавали старые книги и периодику. Там часто маячил определённый контингент, комиссионная мафия: три или четыре человека в общей сложности, все мужчины, суетливой такой наружности. Стоят, листают без конца, что на прилавке разложено. Якобы им интересно. Только
кто-нибудь с книгами появится – они оживляются сразу, шеи
выгибают, подходят. И вежливо так: «Здравствуйте-здравствуйте, а давайте мы посмотрим, что у вас». С таким подтекстом, что не спешите сдавать, мы вам за ценный экзем-

пляр больше отстегнём.
Игорь Трофимыч к комиссионному отделу отношения не
имел. Там был другой продавец, женщина. Не помню, к сожалению, имени. Помню, что рост у неё был небольшой, не
выше меня тринадцатилетней. Ещё волосы иссиня-чёрные и
лицо смугловатое, южное, с крупным носом. У нас мало таких лиц мелькало в Борске. Почти все жители были --">