Павел Корчагов - Вопиющий случай в петербургской филармонии

обстановкой, создавая неповторимую ауру. Под высоким сводом, над головами зрителей, нависают большие, яркие и изящные люстры, разливающие свет по всему залу. Их блеск создает ощущение праздника и торжественности, придавая пространству поразительный объем.

По периметру зала расположены ряды могучих колонн коринфского ордера, создающие впечатление стройности и гармонии. Их декоративные элементы украшают пространство, добавляя нотки классицизма к общей атмосфере.

В глубине сцены располагается потрясающий воображение орган Walcker — Klais начала прошлого века. Его, мощные трубы очерчивают границу сцены и являются не только символом величия и мощи звука, но и элементом декора, дополняющим общую эстетику зала.

На сцене было установлено два рояля. Основной, роскошный Steinway & Sons, занимал центр сцены и стоял боком к зрителям. Рояль блестел в свете люстр, ожидая прикосновения мастера. С левой стороны зала под балконами располагался второй рояль, по всей видимости, выполнявший роль запасного.

Вдруг пространство зала, накатывающейся волной, начали наполнять аплодисменты. Из-за кулис показался Маэстро.

Строгий внешний вид этого невысокого седого мужчины, находящегося на пороге восьмого десятилетия жизни, привлекал взгляды. Одетый в безупречно подогнанный черный фрак, он выглядел словно персонаж из далеких прошлых эпох, переживший времена и модные веяния, но сохраняющий в себе неподвластную времени изысканность. Его редкие волосы были аккуратно уложенные на бок, а вострый взгляд придавал его лицу особую выразительность. Казалось, каждое мгновение он улавливал мельчайшие нюансы окружающего его мира. Подтянутая сухость его фигуры говорила о непоколебимой стойкости и силе духа. Изящным движением, он поклонился зрителям и быстро проследовал к роялю.

По залу разлилась изумительная фортепианная музыка. Позвольте мне воздержаться от детальных описаний и вместо этого поделиться лишь тем, что это было поистине виртуозное исполнение вечных, непреходящих, горячо любимых слушателями произведений. Музыка ожила, превращалась то в бурные и резкие, то в плавные и сентиментальные потоки вибраций. Яркими красками и глубокими эмоциями, она проникала прямиком в души присутствующих, то сжимая, то заставляя ликовать их сердца.

Последнее произведение вечера приближалось к своему грандиозному эмоциональному пику, когда внезапно события приняли абсолютно непредвиденный оборот.

С балкона, с гулким звуком, прямо на крышку запасного рояля упал человек. Он по инерции повернулся вокруг своей оси и шлепнулся на пол сцены, не подавая видимых признаков жизни. Звук удара и последовавшее дребезжание струн инструмента были поразительно громкими, но при этом каким-то совершенно непостижимым образом слились в единую гармонию с исполняемым произведением.

Взгляды зрителей, изначально устремленные к Маэстро, переместились на жуткое действо, разыгравшееся на сцене.

Шок, охватили зрителей, заставил некоторых из них вскочить со своих мест.

Не подав и виду, Маэстро продолжал извлекать эмоциональные аккорды из рояля. Оживление и тихий ропот толпы он, по всей видимости, трактовал как проявление признания своему мастерству. Его игра приобрела новые, все нарастающие уровни интенсивности и страсти.

Из-за кулис выбежали двое сотрудников филармонии, подхватили несчастного подмышки и утащили куда-то вглубь. Через мгновение один из них вернулся с тряпкой в руке, быстро протер место падения и вновь скрылся.

Всё увиденное представляло собой поразительно дикое, вопиющее, вызывающее оторопь зрелище. Казалось, оно нарушило саму механику упорядоченности мира, вышло из-под контроля и вошло в непримиримый диссонанс с прекрасной музыкой, великолепием зала и торжественной красотой нарядов зрителей.

Потрясение людей должно было достичь поистине вселенского масштаба. Но вот, сначала один, а затем и все остальные, ранее вскочившие с кресел, сели обратно на свои места.

Маэстро с холоднокровной точностью и безупречной чувственностью доиграл программу. Раздались сначала робкие, смущенные, а затем уверенные, громогласные аплодисменты. Маэстро поднялся с места, подошел к краю сцены и поклонился зрителям. Весь зал встал со своих мест и рукоплескал мастеру. Не было и намёка на то, что произошло на сцене чуть ранее. Я вглядывался в лицо Маэстро. Оно выражало чинное спокойствие и --">