Дмитрий Филин - Почему грибы похожи на взрывы?

ложился, заметил, что отец спрятал что-то под подушку. Видимо, не только я это заметил — только успели заснуть, как родителей стащили с настила: из-под подушки выкатилась палка колбасы.

— Не хорошо, гражданин, прятать от начальства общий провиант, — со стороны я заметил на лице говорящего четкий шрам от удара розочкой. — Нет, дорогой, так дело не пойдёт… придётся наказать Вас… понял, — он ехидно улыбнулся и направился к матери, которую держали ещё двое.

Мать пыталась вырваться, но двое крепких парней не оставляли ей шанса. Голова подошёл, сорвал с неё блузу и раздвинул ноги — мать дико орала — это, наверное, был единственный случай, когда я испугался. Отец, выкрутил руку из тисков своих охранников, рванулся к ней и попал на перо — медленно сполз с него и на глазах матери истёк кровью. Когда Голова кончил и повернулся, чтобы уходить и оставить объедки Своим, он заметил мои искрящиеся глаза: мы сразу сцепились ими. Он развернулся, поднял за шею наконец-то прооравшуюся мать и подтащил ко мне:

— Парень, скажи "Пока!", — лезвие уже болталось ряд с её шеей.

— Пока! — вскрикнул я и он вскрыл её.

Кинув тело на пол рядом со мной, Голова снова собрался уходить, как вновь обернулся:

— Иди со мной, Шавка, я почти что твой отец!

***

Я прошёл несколько через небольшой дверной проход и оказался в комнате, которую отгородили для себя "сильные мира сего". Не сказал бы, что комната хоть чем-то отличалась от остального бункера: кровати были те же, ничего нового я не обнаружил.

Голова сел на кровать, пододвинул стул ко мне и взглядом пригласил сесть:

— Обижен?! Зол?!

— Нет.

— Это правильно, — он стиснул моё плечо, — обижаться нечего, они сами виноваты, ты же понимаешь.

Я хотел было потупить взгляд, но глаза впились в его шрам на лице.

— Ух, каменные же у тебя глазищи — ты мне нравишься. Будешь жить здесь, — он кинул какую-то подушку на пол. — Кровати не будет, хочешь мягко спать возвращайся к своим милым родителям и спи… понял! Будешь делать всё что скажу… вопрос — удар… ещё вопрос — отрежу яйца… будешь ещё спрашивать — сделаю тебя шлюхой… понял!

***

В ту же ночь мужчин, которые могли хоть как-то сопротивляться пригубили, и в бункере остались женщины, пару детишек на руках и двое стариков — муж и жена. К огромной радости, на утра оба были найдены мёртвыми — не справились со стрессом. Меня это не сильно волновало, но упомянуть, наверное, надо было. Со смерти родителей прошло пару дней, и я свыкся; исполнял я довольно обыденные поручения: стирал вещи, готовил еду и чистил сортир — непыльная работа для мира, где денег не осталось. Всё, что было когда-то частным, сгребли в подсобку и навесили замок. Естественно, мы не голодали — бункер был рассчитан на 50 человек, которые могли находиться там поменьше мере две недели, осталось нас 25, что с лихвой позволяло нам пировать на развалинах мира… ну, конечно, не нам, но и наше корытце не было пустым. Мне повезло особенно: я остался в окружении женщин, единственным утешением которых был маленький испуганный ребенок — в то время я умудрялся толстеть. Под землей мы просидели не долго, радиация за две недели значительно спала и гермозатворы снова отрылись; один из банды по кличке "Широкий" с несколькими братанами первыми пошли на поверхность… вернулись через пару часов и долго разговаривали с Головой в кабинете. Когда совещание закончилось, я стирал чьи-то портки, по бокам сидели две, по началу бомбардировки, красивые женщины: покосились они каждая по-своему — по их виду можно было понять кого дерут чаще. Голова собрал нас всех, чтобы огласить полученные сведения, но внятных ответов мы не получили; стало ясно одно — будем сидеть, пока не закончатся припасы…

***

Что-то кольнуло меня в бок; уже прошла неделя с первого похода наверх, еды ещё вроде хватало, и никакого волнения среди женского коллектива не начиналось. Ещё один укол; вспомнил, как пар дней назад Голова позвал меня в себе — в комнате не было никого, раскладной столик и несколько приземистых стульев, он сидел на одном из них:

— Знаешь, что я тебе скажу Малой?!

— Нет, не знаю, Вы же ещё не сказали, — было видно, что он открыл за этот вечер не одну бутылку.

— Дерзишь… понял… понял… Так вот, что я тебе скажу — Ты животное, дикий зверь, которому только и дай возможность — вцепиться в горло и не отпустит, пока не оторвёт голову. Не делай вид, что не понимаешь… я каждый день вижу тебя — --">