Ирина Николаевна Полянская - Рассказы

к нему, незаметно пятясь. Даже профиль ее он не видит, его закрывают черные космы. Да не подменили ли ее, она ли это? Она, иначе бы мальчик вел себя иначе, а он все такой же. Значит, это она. Но отчего она ведет себя так, точно чувствует на себе его слежку и не хочет показать лица? Что она скрывает от него?

Ночью ему приснился странный сон.

Он лежит, беспомощный, как все те бесконечные годы, будто туго спеленутый мокрой простыней, не в силах пошевелиться. Глаза его закрыты, но он все слышит. Слышит, как голос Варвары произносит:

— Закрывайте.

Стало темно. Костяной молот обрушился на его мозг: стук, стук. Мужской голос:

— Михаил, подымай.

Голос Варвары:

— Не надо, мы сами.

— Сами, так сами. Садись в кабину, Миша. Только вы учтите, тут скользко, глина.

— Справимся.

Женский голос:

— Варя, зачем ты их отпустила?

Варвара:

— Здесь два шага дойти. У меня осталось только на такси. Все его девятьсот рублей ушли на него же. Ступай в ноги, я впереди пойду.

— Осторожнее.

— Ну, взяли.

Он покачивается, как в люльке.

— Разрешительную молитву надо было в правую руку.

— Какая разница?

— Женщины сказали, в правую. Это ему теперь как паспорт.

— Ты говорила, он неверующий.

— Все. Погоди, я за сумкой с полотенцами схожу.

Дождь застучал.

— Ну вот, дождь пошел.

— Оборачивай, вот так. Стань теперь сюда... Ну, прости, Петр Валентинович. Кто знал, что так получится. Не хотел, чтобы мы съехались, мы и не съехались... До сих пор в горле першит.

— Не рви себе душу. И так сколько за ним ходила, а все попусту.

Стук, стук, стук.

Крылов очнулся. Боже, что со мной. За ночь он обессилел. В комнате было темно, точно зеркало занавесили черным платком. Но оно было открыто. Просто и здесь, и там были сумерки. Там, за окном, бушевала гроза. Какой-то скребущий звук все настойчивей выбивался из общего гула: стук, стук, стук. Это стучала ветка в стекло. Белая гардина, вырвавшись в окно, так намокла, через подоконник капала вода. Крылов всматривался в темноту, чего-то ожидая, и тоска сосала ему сердце. Он различил темный, неподвижный силуэт у кроватки. Точно судорога прошла по небу — комнату на мгновение осветила молния, и он увидел, что мальчик спит, женщина с распущенными волосами, как колдунья, спиной к нему сидит рядом на корточках, и одна ее рука белеет на спинке кроватки. Что-то жуткое было в ее позе, точно она что-то задумала страшное. Она стала оборачиваться к нему. Вот он увидел ее глаз, блеснувший из-под нависших на лицо волос. Но прежде чем она поднялась и направилась к нему, Крылов понял, что она давно знала о его присутствии в этой комнате, давно его видела, но зачем-то это скрывала. Он рванулся, хотел броситься ей под ноги, страшась увидеть ее лицо, но не мог пошевелиться. С лицом, занавешенным волосами, она, как сомнамбула, направилась к нему. Подойдя вплотную, так, что он почувствовал дыхание на своем лице, она мотнула головой, и волосы рассыпались у нее за спиною. Тут вольфрамовая нить, молния, проскочила между ними, как схваченный инеем трезубец, вонзилась в угол зеркала, и в эту секунду он узнал ее и понял все: перед ним стояла его жена, в кроватке лежал его сын, а он был мертв.

Зрачки у нее помутнели, подернулись белой пленкой, глаза сделались слепые, как у мраморной статуи. Она больше не видела его. Она повернулась и пошла к двери. И тогда он понял, что сейчас произойдет. «Не уходи, — закричал он, — не уходи! Ему грозит опасность!» Но ее уже не было.

Несколько минут в комнате все оставалось без изменений. Не дыша, он всматривался в пульсирующую темноту. Потом что-то неуловимо изменилось. Будто бесплотный белесый дух побежал на цыпочках через комнату. Мальчик беспокойно зашевелился и поднял голову. Из угла, где стоял телевизор, потянулся дым, потом что-то вспыхнуло и пламя занялось. Мальчик встал на ноги. Крылов кинулся на кухню за водой, но не смог ни крана открыть, ни ведра под него подставить. В паническом ужасе он метнулся назад. Комната была уже сильно освещена пламенем. Мальчика в кровати не было, и Крылов перевел дух. Пламя лизало кроватку, опалило стену, подобралось к иконке. Тут он разглядел, что это была за иконка: богородица с ребенком на руках, в клубах дыма. И как только он это увидел, сейчас же послышался плач. Мальчик, скорчившись, сидел на тахте. «Сюда, сюда, — закричал Крылов, — ты слышишь?» Мальчик не слышал. Зато пламя, выгнув огненную гриву, секунду помедлило на табуретке, словно --">