Ирина Николаевна Полянская - Рассказы

обитают захватанные чужими руками предметы, мимо битв и торжищ теней к первозданной и нерушимой красоте смыслов. Для этого не надо быть волевым (уметь навязывать свою волю другим), не надо быть сильным (уметь показывать свою силу), не надо обладать сверхъестественным мужеством (уметь показывать) отказаться от демонстрации ценимых миром качеств, от публики, аплодирующей им. Настоящее мужество в терпении болезни, бед, одиночества, оно и не подразумевает зрителей.

Если говорить об уникальности этого романа, то это заслуга языка, который становится больше автора, перерастая его. Каким-то чудом язык обладает знанием, которым автор владеет отчасти, опытом, не свойственным автору. Язык — это глаза, слух, подушечки пальцев, фантазия, страсть и совесть художника, он видит то, чего автор не замечает в действительной жизни, имеет представление о звуковой картине реальности, тогда как автор различает лишь отдельные голоса и интонации, чуток к незримым граням предметов, добирается до подоплеки вещей, до которой воображению автора нет дела, истово обозначает позицию автора, уравновешенного обывателя. В конечном счете язык становится реальнее творца. Язык больше вдохновения, перед которым принято снимать шляпу, — на этом горючем далеко не уедешь, язык признает лишь внимательный труд, в результате которого возникает личная мелодия. Никакого сомнамбулизма; труд отверзает глаза и слух, и язык постепенно формирует слова по своим природным мелодическим меркам.

Забавно, что музыканты, читавшие роман, считают автора профессионалом, тогда как он всего лишь скромный любитель. То, что только профессионал может явиться истинным знатоком музыки, — один из штампов, которые автор попытался согнать с насиженного места. Забавно, что слепая писательница из Алма-Аты, которой прочитали вслух роман «Прохождение тени», сочла изображенный в нем мир слепых людей идентичным действительному миру слепых, с которыми автор недолго имел контакт. Забавно, что преподаватель физико-математического института полагает, что личность ученого-фанатика в книге абсолютно достоверна. Между тем автор, закончив роман, больше всего боялся нареканий от музыкантов, офтальмологов и людей науки.

Проза Рильке лежала у автора в изголовье во время написания этого романа, поскольку он считает себя более поэтом, чем прозаиком. На этой вере — или заблуждении — основано сходство его метода с методом Рильке в поисках пластической выразительности языковых средств. Различие: имеющаяся в распоряжении автора данного романа реальность и современная мелодика речи.

Этот роман рассчитан на читателя, относящегося с недоверием — к навязанным обществу культурным шаблонам, с презрением — к универсальным сюжетам, не учитывающим интересов языка, с прохладой — к прибывающим, как прибой, новостям-страстям. Роман рассчитан на читателя, переживающего открытия автора как свои, авторский опыт как свой собственный, авторское отстаивание высокой культуры как свою личную позицию. На читателя, не имеющего нужды в моторах и рельсах, чтобы путешествовать, потребность которого в красоте удовлетворяют не столько моря и горы, сколько незабудка под старой автомобильной покрышкой, на читателя, завороженного несколькими любимыми строками поэтов.

<1998 г.>

Боль

Все наши беды от больной совести. Это из книжки. Люда многое берет из книжек, я борюсь с этим как могу, но что делать, она среди них живет, среди мудрых мыслей, библиотекарь, читает подряд всякую всячину. Когда мы ссоримся, моя речь, подготовленная заранее, ясная и убедительная, рассыпается в прах, слова свои не могу взнуздать и четкими рядами отправить на штурм Люды, слова разбегаются в разные стороны, а противник тем временем держит осаду в цитадели, возведенной из цитат любимых авторов, и говорит о том, каким должен быть мужчина, муж, и из-за ее плеча выглядывает какой-нибудь Вальтер Скотт или Голсуорси. А женщина, жена? Она знает, кто каким должен быть, а я вот не знаю, не ведаю, весь в тенетах сомнений, куда ни обратишь взор свой, свет дрожит от боли, как мираж…

Я приехал лечить разболевшийся зуб в Москву, потому что не доверяю нашим местным бормашинам, хоть город, в котором мы живем, большой, областной. До столицы езды на электричке три часа, но зато тут сделают, так сделают, как-никак институт стоматологический.

Щетка должна быть только --">