Владимир Николаевич Лукашук - Война

часто рассказывала: «Августовский день двадцать третьего числа сорок второго никогда не забуду. После обеда горизонт с запада затянуло чёрной тучей. Когда она приблизилась, мы обмерли — на Сталинград надвигалась армада фашистских самолётов. Ужас не передать!.. Эти летающие кресты кидали и кидали бомбы. Мы из города переправились в Ленинск, надеялись отсидеться на левом берегу Волги. Как бы ни так — эти гады и там достали. Не могу объяснить, но казалось, крылатые машины со свастикой будто застыли над нами. Мы в панике нигде не могли спрятаться! Даже различала ухмыляющиеся морды в кабинах. Кругом взрывы, пламя, крики, истошные вопли! Когда через несколько часов затихло, сразу плач, стоны, треск горящих руин. И сизый, вонючий дым повсюду».

* * *

В предчувствии того, с чем не хотелось встречаться, Анжела замедлила шаги по ступенькам. Почти сразу вспомнила, как неделю назад пыталась спросонья шутейно корить себя: «Сама того желала! Испугалась сначала шума самолётов, потом — наступившей тишины. Уже готова была слушать даже «блатнячок» у общаги, лишь бы не тишину с её неопределённостью. Понятно, какая война сейчас? Тут бы от коронавируса миру отбиться. Хотя… В нашем беспокойном мире всё возможно».

В тот день поначалу показалось, что страхи беспочвенны — они лишь тревожащие призраки детства. «Пусть лучше эти шалопаи галдят! Забыла, как сама такая была?» — занималась женщина самоуспокоением.

Да всё обернулось не так.

Тогда Анжела полежала ещё с полчаса. Нехотя вылезла из кокона тёплой постельки во враждебную реальность. Вяло прошлёпала на кухню. Включила телевизор, дабы не терять минутки, пока варишь кофе.

На экране, как всегда, воцарился любимый президент. Что, впрочем, не удивляло — как без него начинать жизнь поутру! Но слух уловил необычайно жёсткие интонации главы государства: «В соответствии со статьёй Устава ООН… мы будем стремиться к демилитаризации и денацификации Украины…». Анжела чуть не поперхнулась бодрящим напитком.

Вон в чём дело! Ей не верилось в происходящее: «Неужели всё-таки война?». Правда, фраза о предании суду тех, кто «совершил многочисленные кровавые преступления против мирных жителей Донбасса» слегка вносила уверенность, что справедливость восторжествует. Хотя, помимо воли, в мозгу эхом откликнулась советская песня: «Киев бомбили, нам объявили, что началася война…». И оставалось лишь радоваться, что бомбят не Волгоград. История оборачивалась жутковатой фантасмагорией, и уже не поймёшь, где чёрное, а где белое. Да, российские войска вновь освобождают столицу Украины от нацистов. Однако женщина живо представила, как на том свете от подобных страстей-новостей вытянулись лица фронтовиков: «Как?! Снова?..».

Анжеле поплохело: разве может быть здо̀рово от того, что страна втянута в игру со многими неизвестными, где не ясно, каков выигрыш. И будет ли он вообще? Даже если назвать жестокую игру в солдатики туманной формулировкой «военная операция». Ладно, пусть в верхах болит о том голова! Политика столь тонкая вещь, что обыватель не различит её нюансов и при ярком свете в отличие от зоркого начальства. Только бы не пришлось затягивать пояса ради радостного патриотизма.

Когда уже к девяти утра опять стали съезжаться авто, хлопать двери и бренькать молодёжная музычка, женщине полегчало на душе. Обыденность покатилась по старой колее. Почти. Объявленное по телевизору приходилось принять, как неизбежный факт. Из клубка чувств-эмоций-мыслей вновь возникла мама, которая была ярой путинисткой: «Он у нас молодец, охраняет родину денно-нощно. Что бы мы без него делали?». И всегда повторяла, как выходец советского поколения: «Лишь бы не было войны». Дочь не перечила девяностолетней родительницей, лишь в очередной раз воображала президента, как сторожа на базе, — в тулупе и шапке-ушанке, с берданкой наперевес; ходит, бдит вдоль забора-границы, выискивая в темноте ворогов.

Пока Анжела мыла чашку, в неё вползла, помимо воли, крамола: «А как же в школе учили «Миру — мир»? «Хотят ли русские войны?». Хотя… Тому, кто послал самолёты на Сталинград, тоже верили миллионы. Да нет, десятки миллионов! Не жизнь, а сплошной сюр. Не знаешь, чему верить. Точнее, кому».

* * *

Молодая женщина открыла внешнюю дверь, достойную сейфа, живо выскочила, дабы не быть прищемленной ею. С улицы опять, как неделю назад, на неё обрушилось грохочущее от общаги цунами. Молодёжи-то хоть бы --">