Рэйчел Кантор - Жизни сестер Б.

Маленькая мама делает то же, что и настоящая мама, только по мере сил. Лотте всего пять. Она переживает, ее надо обнять.

Отвожу Брена в парк, чтобы он побегал. Говорю, пусть бросит в озеро сотню камешков. Он бросает изо всех сил, много шумит, иногда произносит непристойные слова. До ста Брен считать не умеет, и, когда я вижу, что он устал, объявляю: Сто! Он страшно доволен.

Отвожу Эм в собачий приют. Она дает животным имена и приносит угощение. Собаки лезут к ней в лицо, она смеется. А если Эм смеется, значит, не будет кошмаров. Когда у нее кошмары две ночи подряд, я веду ее к собакам.

Лизе почти семь. С ней нужно разговаривать. Я задаю ей вопросы обо всем на свете – о погоде, о том, как порадовать папу, не пора ли затевать стирку. О чем угодно. Когда мама заболела, Лиза замолчала на месяц, и никто, кроме меня, не заметил.

Малышка ничего не понимает. С ней нужно играть. Я говорю остальным, чтобы не давали Энни грустить – никогда-никогда. Пусть корчат рожицы и играют с ней в игры, водят хоровод, хлопают в ладоши. Энни смеется. Маленькие дети должны смеяться.

Мама перестала говорить, что слишком молода и не хочет умирать. Перестала щипать себе щеки, чтобы казаться папе румяной, и больше не рассказывает нам друг про друга. Я думала, что понимаю ход времени, бормочет она, когда я обтираю ей лицо, но я ошибалась. От боли, как и от ее облегчения, каждое мгновение невообразимо растягивается, и все-таки мгновение – это мельчайшая частица нашей жизни. Я хочу больше таких мгновений, говорит мама. Мне нужна жизнь, нужны мгновения, нужно время! Но меня зовет бескрайность, Мария. Ты должна меня простить! Я очень устала.

Я тоже устала.

Лиза и Лотта, спрятавшись в гардеробной, надевают мамины платья и устраивают чаепитие. У всех платьев есть названия, большинство из которых забыто. Муслиновые, вельветовые, коктейльные, всякие. Тетушка удлиняет подолы платьев и отдает их бедным. Тетушка приехала, когда заболела мама, и пробудет с нами до начала школы, после чего опять уедет. Она спрашивает, кто же за ними присмотрит в мое отсутствие, а, Пэдди? Пэдди? Тетушка не носит платьев с названиями – ее одежда просто добротная и практичная.

Внутри обуви остались следы от маминых пальцев. Теперь ее туфли – и на плоской подошве, и на каблуке, и тапочки – будут носить бедняки.

Большую кровать, на которой мама умерла, убрали; в комнате остался только письменный стол, за которым папа наконец-то сможет поработать. Тело завещали науке, но самая важная часть попала в рай. Папа говорит, пора забыть. Тетя говорит, идите есть сэндвичи с колбасой. Эм говорит, я не люблю колбасу, а тетя отвечает, тебе нужен белок.

Тетя заставляет нас вставать и ложиться в одно и то же время, чтобы установился распорядок. Она готовит и шьет, но она не Маленькая мама. Тетя знает, что в будущем мы должны стать леди и джентльменами; я же знаю, что нам нужно сейчас. Нам нужно быть вместе. И я стараюсь, чтобы мы держались вместе. Я рассказываю истории. О том, как Брен купит нам дом в Хоуэрте, который будет достоин нашего имени. Разделенный на шесть частей, со слугами и фазанами на завтрак. И мы устроим там прекрасные свадьбы, будут красивые женихи, платья с длинными шлейфами, тонкие вуали и усыпанные тюльпанами дорожки.

Теперь, когда мамы нет, только эти истории помогут не забыть, кто мы такие.

В нашем доме в Хоуэрте я позабочусь о всех детях, говорю я. О всех ваших детях!

Мне хочется иметь сад, шепчет Лиза.

Будет тебе сад.

Мне хочется зоопарк! – заявляет Эм.

Будет тебе зоопарк.

А мне – мешки с золотом! – вставляет Брен.

И мешки будут, говорю.

Энни хочет красивые игрушки, правда, Энни?

…

А ты чего хочешь, крошка Лотта?

Лотта обливается слезами. Хочу, чтобы все это было по правде, всхлипывает она. Хочу, чтобы все по правде!

Мы все выстроились по кругу, слева направо: Брен, Эм, Лиза, Лотта, Аннабель и я. Я держу маму за руку, но она ее не сжимает. Бренуэлл показывает танец, Эм дарит ей цветок, но мама не видит. Она смотрит в потолок, ее губы беззвучно шевелятся.

С немытыми волосами она стала похожа на Горгону, которая плюется и задыхается. Других она обратила бы в камень, так что в ее комнате сижу я. Здесь темно, чтобы мама могла поспать и чтобы не будоражить в ней любовь к миру. Все хорошо, мама, говорю, все хорошо. Она хватает меня за руку и что-то говорит, но слов не разобрать. Мама снова задыхается, ловит ртом воздух и, качнув головой, умирает.