Том Корагессан Бойл - Избиение младенцев

Я думал, он станет громогласно удивляться, какого это лешего мне переживать о нём, когда я сам в бегах от разгневанных судейских из-за необеспеченных чеков на двенадцать с лишним тысяч долларов, но меня ждал сюрприз. Он лишь пожал плечами и, вымучив свою безгубую улыбочку, сказал: – Видимо, я слишком много вкалываю.

Семья Филипа проживала на улице Уоштино-стрит в элитном коттеджном посёлке под названием «Угодья Уоштино». Здесь внушительные особняки, спрятанные в глубины своих усадеб подальше от улиц, сгрудились вокруг озера, темная ледяная поверхность которого отсвечивала в тусклых лучах бледного неба и ещё более бледного солнца. Голые деревья выглядели отвратительно – как вкопанные в землю безжизненные брёвна, да и снег я себе представлял совершенно иначе. Он представлялся мне каким-то киношным – пушистым и мягким, укрывающим землю своими толстыми покрывалами, а малышня тем временем носится по нему на санках. На деле же всё было совсем не так – снег стелился по земле каким-то тонким, вроде плесени, налётом, сквозь который пробивались пятна грязи и пожухлой травы. «Да, картинка кисловатая,» рассуждал я про себя, «хотя, это всё равно намного лучше, чем мне светит на "Ранчо Честности", исправительно-трудовой колонии штата Калифорнии». И потому, когда мы въехали на длинную извилистую дорожку, ведущую к особняку брата, я напряг всю свою волю, чтоб настроиться на оптимистический лад.

Жена брата, Дениз, изрядно пополневшая, ожидала нас в дверях, ведущих от гаража на три машины к кухне. Поскольку она не была мне настолько близка, чтобы я мог заключить её в те же объятия, как брата, да и должен признать, я был просто огорошен изменениями в её внешности – она была определённо толстухой, иначе не назовёшь, – так что в качестве приветствия я лишь промычал нечто невразумительное, а протянутую ею для рукопожатия руку взял так нехотя, как сделал бы это с чем-то найденным на улице. И тут мне прямо в нос пахнуло амбре готового обеда, да так мощно, что я чуть было не рухнул на колени. Ведь нормальный обед, приготовленный в печи на нормальной кухне, я последний раз видал только в детстве, когда ещё была жива наша мать, поскольку после её смерти Филип уехал и, оставшись вдвоем, мы с отцом стремились как можно чаще, в особенности по воскресеньям, питаться вне дома.

– Небось голоден? – спросила меня невестка, пока мы с ней кружили в каком-то неловком танце вокруг сияющего островка из нержавейки и кафеля в центре кухни. – Готова поспорить, что ты умираешь с голоду, – настаивала она, – после этой холостяцкой стряпни да самолетной пищи. Посмотри-ка на себя – тебя же трясёт. Его прямо трясёт, Филип.

Меня-таки трясло, спору нет.

– А ты что собрался всю мичиганскую зиму пробегать в футболочке да кожаной курточке? Может, для Лос-Анджелеса это нормально, но только не здесь. – Она обернулась к мужу, который застыл на месте так, как если бы кто-то тайком подкрался к нему и прибил его ботинки к полу. – Филип, ты же дашь Рику свой пуховик «аляска»? Ну, тот голубой с красной подкладкой, который ты больше не носишь. И пару перчаток, прошу тебя. Найдешь ему какие-то перчатки, хорошо? – Тут она вся сияя снова повернулась ко мне: – Мы же не допустим, чтобы наш калифорнийский родич себе что-нибудь отморозил, правда?

Филип подтвердил, что они не допустят, и все мы трое стояли, мило улыбаясь друг другу, пока я не предложил: – А может, кто-нибудь предложит мне чего-нибудь выпить?

Но тут объявились мои племянники – в последний раз, когда я их видел, (а было это на поминках отца, после утраты которого я в свои двадцать три остался полным сироткой), они были ещё розовощёкими и вечно хнычущими малютками в засранных жёлтых памперсах, миниатюрные кулачки сжимали ломтики холодной телятины, а их слюнки стекали в дип-соус. И вот они, одному уже восемь, второму – шесть, в высоких кроссах и мешковатых толстовках, тихонько подкрались ко мне как раз в тот момент, когда я махнул стопку «скотча», налитого мне братом.

– Кого я вижу, – воскликнул я, заулыбавшись так рьяно, что аж испугался, чтоб морда не лопнула. – Надеюсь, не забыли ещё меня? Это я, ваш дядя Рик.