О`Санчес - Суть острова

рукава, на пути к заливу отщепившегося от Тикса. Мелкую, никогда не чищеную, зловонную речушку звали, конечно же, звонко и радостно: Янтарной. А почему бы и Бриллиантовой не назвать, или Кастальской?… Городская топография все стерпит… Вдоль всей набережной, одетой в свежий гранит, совсем недавно постелили новый асфальт; недооборудованную знаками и разлиновкой проезжую часть пока не открыли для автомобильного движения, и идти было одно удовольствие. Сейчас бы закурить…

— Сынок, не угостишь сигареткою? А?… Вот спасибо, дай бог тебе здоровья. И огоньку… Нет, девушку не надо… Ну, что делать, сынок, ни того, ни другого с утра, вышло уж так… Еще раз спасибо, дай тебе бог…

Сигарета оказалась с ментолом и это было здорово: по легким словно домовой свежей метелочкой прошелся, даже в голове зазвенело. Человек знал, куда ему идти для начала, где он более-менее определится с сегодняшним днем: он бодро двигался к «Пьяному квадрату», — так городская шантрапа называла небольшой скверик неподалеку от устья Янтарной. Когда-то, к одной из сторон его примыкала стена государственного винокуренного заводика, производящего низкосортные вина и коньяки. Окрестные ханыги постоянно кучковались в этом скверу, как мухи на помойке. Всем было хорошо: работяги с завода без проблем сбывали краденую продукцию, а потребители имели дешевое пойло. Заводик года три как прикрыли, а привычка собираться здесь (у алкашей и бездомного отребья всех мастей) осталась. Естественно, что нормальные люди редко забредали в эти края; вечно пьяный и оборванный контингент плохо сочетался с молодыми мамашами и собаковладельцами и те, понятное дело, сторонились: убить, может, и не убьют, а настроение испортят на весь день. Это если в дневное время, когда бомж на виду и труслив, а ночью, когда тут и там клубятся вокруг костров целые шакальи стаи, даже полицейские патрули меньше чем по четверо в эти места не заглядывают. Если только не облава.

Полиция, конечно, постоянно резвилась здесь, прихватывая гопоту поодиночке и целыми шайками. Отвезут в ближайшее, тридцатое отделение, если под настроение — так и отметелят, кого потом посадят на годик-полгода, а кого, постращав, отпустят под утро или через неделю… Да что толку: этих разогнали — новые пришли. Иногда, во исполнение очередного указа очередного Господина Президента (нынешнего звать — вроде бы… Леон Кутон, а раньше — этот… Муррагос был…), Бабилон-столицу начинали чистить от непотребного элемента, и тогда районные отделения и спецприемники набивали едва ли не под потолки. Потом скорый суд — и по окрестным зонам-ординарам, или в лечебницы — наркологические, психиатрические, туберкулезные — на любой вкус. И не знаешь, какая хуже, но точно, что в любой из них сидеть горше и гораздо дольше, чем мотать ханыжную «половинку» (полгода) на ординарной зоне. Вот в венлечебницу попасть — милое дело: там и кормят, и лечат. Но мест мало, попробуй попади — скорее нос и уши отвалятся…

Сквер был почти пуст по раннему времени и только у кирпичной стены, возле маленького костерка, кучковался «элемент» в количестве четырех экземпляров: двоих человек знал только вприглядку, спящую бабу, Лысую Энни, он встречал в разных местах и даже собутыльничал с нею неоднократно, а с главным в этой компании, пожилым горбуном, чуть ли ни приятельствовал одно время. Кличка у горбуна была — Ниггер, хотя сам он был белый.

— О, Зер Гут пожаловал! Иди к нам, борода, присаживайся, посуду бери, угощайся. Вот банка… А-а, я забыл… Глянь, мужики: у него личный стакан, всегда с собой, что называется… Держи краба, садись. — Горбун хлопнул грязной рукой по свободному овощному ящику, поздоровался за руку. Остальные из его компании поручкались вслед за Негритосом; мужики были в меру поддатые и непривычно радушные.

Человек тотчас же опустился на затрещавшее сидение, заранее воодушевленный предстоящей халявой.

— Что пьем, за что пьем, господа хорошие?

— За удачу. Таков будет ответ на второй вопрос. Что же касаемо первого… Смотри!.. — Горбун наклонился к стоящей у его ног пыльной, в прошлом синей заплечной сумке с раздутыми боками, и вынул оттуда бутылку. — Да не щурься, настоящая сорокоградусная дурак-вода, на пяти клопах настояна, высший класс!

Человек торопливо достал из кармана складной телескопический стаканчик, вмещающий, если доверху, ровно сто пятьдесят миллилитров жидкости. Горбун опять похвалил стакан, щедро --">