Апостолос Доксиадис - Дядюшка Петрос и проблема Гольдбаха

сейчас не знаю). Мало того, почти все страницы были усыпаны таинственными знаками, которых я тоже никогда не видел: " и $ и ò иÏ. Среди них попадались и более понятные символы вроде +, = и:, разделенные цифрами и буквами – латинскими и греческими. Мой рациональный ум преодолел каббалистические фантазии: это была математика!

Уезжая в этот день из Экали, я был полностью захвачен своим открытием, равнодушный к брюзжанию отца и к его лицемерным выговорам за мою «грубость по отношению к дяде» и «назойливое любопытство». Можно подумать, его сильно тронуло нарушение этикета!

В следующие несколько месяцев мое любопытство к темной, неизвестной стороне жизни дяди Петроса развилось почти до одержимости. Помню, как почти против воли рисовал на уроках чертиков, комбинируя математические и шахматные символы. Математика и шахматы – здесь скорее всего лежит разгадка окружающей моего дядю тайны, но ни то, ни другое не давало полного объяснения и как-то не согласовывалось с презрительно-отталкивающим отношением к нему братьев. Конечно же, эти увлечения (или больше, чем просто увлечения?) сами по себе не предосудительны. Как ни погляди, а шахматиста гроссмейстерского класса или математика, который проработал столько замечательных томов, трудно автоматически отнести к «жалким неудачникам».

Нет, я должен был разгадать тайну и даже какое-то время подумывал о предприятии в стиле моих любимых литературных героев – проект, достойный «Тайной семерки» Энида Блайтона, «Братьев Харди» или их греческого брата по духу «Героического мальчика-фантома». Я разработал во всех подробностях план проникновения в дом моего дяди во время его отлучки в благотворительное заведение или шахматный клуб, чтобы там найти явные свидетельства его прегрешений.

Но вышло так, что мне не пришлось для удовлетворения своего любопытства вставать на путь преступления. Ответ, который я искал, так сказать, свалился мне на голову.

Вот как это было.

Однажды, когда я сидел дома и готовил уроки, зазвонил телефон, и я снял трубку.

– Добрый вечер, – произнес незнакомый мужской голос. – Я из Греческого математического общества. Могу ли я поговорить с профессором?

Я тут же ответил, не задумываясь:

– Вы ошиблись номером. Здесь нет никакого профессора.

– О, прошу прощения. Мне следовало сначала проверить. Это резиденция Папахристоса?

Тут меня осенило:

– Может быть, вы имеете в виду г-на Петроса Папахристоса?

– Да, – подтвердил мой собеседник. – Профессора Папахристоса.

– Профессора! – Я чуть не выронил трубку, но все же смог подавить возбуждение и не упустил чудом представившуюся возможность. – Я не сразу понял, что вы говорите о профессоре Папахристосе, – начал я вкрадчиво. – Видите ли, это дом его брата, но поскольку у профессора телефона нет (факт), мы принимаем для него телефонограммы (наглая ложь).

– Тогда не могли бы вы мне дать его адрес? – спросил звонивший, но я уже обрел самообладание, и где ему было со мной тягаться!

– Профессор не любит, когда нарушают его уединение, – ответил я надменно. – Почту за него также получаем мы.

Я не оставил бедняге никакого выбора.

– Тогда будьте добры дать мне ваш адрес. Мы хотим от имени Греческого математического общества послать господину профессору приглашение.

Следующие несколько дней я притворялся больным, чтобы быть дома, когда приносят почту. Долго ждать не пришлось. На третий день после телефонного разговора я уже держал в руке вожделенный конверт. Дождавшись ночи, когда родители уснули, я на цыпочках прошел на кухню и открыл письмо над паром (как описывалось в приключенческих романах).

Развернув письмо, я прочел:

Г-ну Петросу Папахристосу,

б. профессору кафедры анализа

Мюнхенского университета

Многоуважаемый г-н профессор!

Наше Общество собирается провести слушания на тему «Формальная логика и основания математики», посвященные двухсотпятидесятилетию со дня рождения Леонарда Эйлера.

Для нас было бы большой честью, если бы Вы согласились принять в них участие и обратиться к Обществу с коротким приветствием…

Вот оно, значит, как! Человек, которого мой дорогой отец небрежно отметает в сторону как «жалкого неудачника», – профессор кафедры анализа в Мюнхенском университете (значение маленькой буквы «б.» перед неожиданно престижным званием до меня не дошло). А о достижениях этого самого Леонарда Эйлера, которого помнят и чтят аж через двести --">