Оксана Валентиновна Аболина - Одиночество

страшно закричал тот, кого он мысленно уже осмеливался называть отцом. — Вон! — и схватив его за ворот рубашки, мужчина проволок его к двери и вышвырнул за порог, снова в дождь и ночь, и он тихо, сгорбившись, втянув голову в плечи, ушел. Навсегда. Назавтра тот мальчик, конечно, сознался в содеянном, и отец его каялся, плакал, и вся семья бегала искать маленького нищего ребенка, и даже дали объявление в полицию. Но все — без толку. И только зимой, на одной из улиц нашли окоченевший труп ребенка. Его опознали, вся семья была в горе. Тот мальчик на всю жизнь зарекся совершать подлости. Но было уже поздно.

От этих мыслей и образов мальчику стало до слез себя жалко. Было и больно, и приятно…

— Цыпленок! Ты здесь?! А я уж тебя обыскалась. Господи, как ты вымок! Босиком! Сумасшедший! Скорей в ванну, — мама схватила его в охапку и потащила вглубь дома, к теплу и свету.

После ванной и стопки водки мальчик разомлел и расслабился. Мама погнала его спать, но он обещал вести себя тихо. Его допустили в гостиную. Мама, отец и двое гостей сели играть в домино под ровный рокот телевизора. Мальчик залез под стол. Это было его любимое место для игр и фантазий. Здесь никто никогда ему не мешал. Здесь он чувствовал себя под защитой взрослых и в то же время в уединении, он никому не мозолил глаза и до особой нужды никто о нем не вспоминал.

Из-под скатерти со всех сторон виднелись ноги, сверху доносились ничего не значащие голоса. Он вообразил, что он в оковах, цепь ведет к ножке стола. Он — раб, собака, ничто. Это они думают, что он ничто, а в самом деле он маленький, но бесстрашный, благородный воин, только никто об этом пока не догадывается. Потом… Но это будет потом… Мальчик не любил забегать вперед в своих фантазиях. Это нарушало их мазохистское очарование.

Они на корабле, плывут к далекому острову. Пираты украли дочь вон того человека, чьи ботинки торчат из-под скатерти, этот человек — капитан. Он неплохой, хотя и рабовладелец. И раб для него — пустое место, хуже скотины.

И от унижения, которое испытывает он, храбрый, замечательный мальчик, — мальчик почувствовал сладкую щемящую боль в животе, которая прокатилась волной к горлу и которую хотелось задержать, но она уходила, и, чтоб она вернулась, приходилось снова и снова вызывать в памяти и прокручивать образ незаслуженно оскорбительного отношения к себе.

Дочь капитана зовут Жельзонга. Он не знал, почему ее так зовут. Сколько он себя помнил, он всегда носил ее образ с собой и всегда ее так звали. Сколько лет (или месяцев?) ему было, когда ее имя и лицо впервые возникли в его сознании? Она была немного младше его и принимала участие во всех историях, которые он сочинял.

Пираты спрятали Жальзонгу в замке, а темнице, корабль уже близко от острова, и там, наверху, за столом, они обсуждают план ее спасения, и никак ничего не могут придумать. О нем они не вспоминают, словно его и не существует, может, бросят потом объедки и не взглянут даже… а зря, потому что они не узнают, что он давно уже сбежал, украв запасной ключ от оков. Он перелез через борт корабля и прыгнул в море, бурное море. Он с трудом доплыл до берега, и там его поймали пираты, но… о, счастье! — они бросили его в темницу к Жельзонге. Он успокоил ее, утешил, и они вместе начали рыть подземный ход. Наутро пираты вытащили их на площадь и начали издеваться. Они раздели их догола. Он старался не смотреть на Жельзонгу, зная, что ей стыдно и страшно, но они заставляли, били его голое тело сапогами, жгли каленым железом, поднимали на дыбе. Они смеялись оскорбительно и зло. Он все выдержал, чтоб не унизить Жельзонгу больше, чем она уже вытерпела. И она прониклась благодарностью, лечила его раны, и снова они рыли подкоп, и однажды выбрались-таки на берег. И он переправил ее на корабль, а после… после залез под стол и тихо, незаметно надел на себя оковы…

— Ты… опять?! — сердито кричала мама. — Завтра же зашью все карманы! Убери руки из брюк! Зачем, ну зачем ты вечно трогаешь писюльку?! В кого ты такой уродился? Балбес! Марш в угол!

— Я не трогал, — мальчик покраснел. Опять это получилось как-то нечаянно. Он встал в угол к книжным стеллажам. Гости уже ушли. Он даже не заметил — когда. Мама с отцом серьезно о чем-то спорили. В их разговоре все время мелькало слово «онанизм». «Завтра посмотрю в словаре», — подумал мальчик, уверенный, что это что-то нехорошае.

Он тихо протянул руку вперед и вытащил первую попавшуюся книгу. Это был сборник --">