Артем Веселый - Избранные произведения

ней, с властью, нам бы землицы». Кужель, однако, уже смекнул, что землица непосредственно связана с властью; поэтому он интересуется, есть ли в станице ревком, и готов за новую власть бороться до конца — «и в огонь пойдем, и в воду пойдем, а от своего не отступимся».

III

Мы уделяем внимание Максиму Кужелю, но не можем сказать, что это главный герой романа; нельзя сказать этого и о других персонажах — ни о матросе Галагане, ни о командире партизанского отряда Иване Черноярове, ни о первых строителях советской власти в уездном городе Клюквине, большевиках Капустине и Гребенщикове. Одна из особенностей «России, кровью умытой» в том, что основным героем романа является масса, множество, многоголосый хор революционного народа. Артем Веселый не столько выделяет общее через индивидуальное, сколько обращается непосредственно к этому общему.

«В зной и стужу, по пояс в снегу и по горло в грязи солдаты наступали, солдаты отступали, жили солдаты в земляных логовах, мерзли в окопах под открытым небом. Осколок снаряда и пуля настигали фронтовика в бою, на отдыхе, во время сна, в отхожем месте… И вот в глухую полночь по окопам и землянкам перелетывала передаваемая трепетным шепотом команда: „Приготовьсь к атаке“. Люди разбирали винтовки, подтягивали отягченные патронташами пояса. Кто торопливо крестился, кто шептал молитву, кто сквозь сцепленные зубы лил яростную матерщину. По узким ходам сообщений полк подтягивался в первую линию окопов и по команде: „С богом выходи!“ — люди лезли на бруствер, ползли по изрытому воронками снежному полю. Встречный ливень свинца и вихрь рвущейся стали, подобно градовой туче, обрушивался на идущий в атаку полк».

Осколок снаряда и пуля настигали… команда перелетывала… полк подтягивался… ливень свинца обрушивался. Речь идет не об одном конкретно описываемом событии, а о многократно бывавшем. И если указан определенный полк — Сумский, а потом в дальнейшем упомянуто, что упал и захрипел, задергался сормовский слесарь Игнат Лысаченко, а горячая пуля чмокнула в переносицу рыбака Остапа Калайду, то это почти ничего не меняет. Потому что ни раньше, ни позже на всем протяжении романа мы можем не встретить ни слесаря Лысаченко, ни рыбака Калайду.

Так же часто безличен и диалог.

«— Гуляй, ребята… Последние наши денечки… Гуляй, защитники царя, веры и отечества!

— Царя?.. Отечества?.. Ты мне больше этих слов не говори… Я там был, мед и брагу пил… Слова твои мне все равно, что собаке палка.

— Брательник, тяпнем горюшка?

— Тяпнем, брат».

Кто это говорит? Чьи это слова? Нет имени, нет индивидуального образа. Это образ массы, народа.

Как изображать массу?

Наши писатели столкнулись с этой проблемой уже в самом начале становления советской литературы.

Никогда и ни перед кем этот вопрос не мог стоять с подобной значительностью и остротой, потому что никогда массы не приходили в такое движение и не играли такой исторической роли, как в Октябрьской революции. И еще потому, что само мировоззрение советских писателей толкало их на то, чтобы правильно оценить эту историческую роль.

Как изображать массу? Над этим думал А. Серафимович, когда он приступал к «Железному потоку». Эта проблема волновала и автора «Чапаева» и «Мятежа» Дм. Фурманова, и Михаила Шолохова. Советская литература, — да и вообще советское искусство, — достигла таких высот в изображении жизни и движения масс, народа, каких нет больше нигде. В этом проявилась одна из новаторских черт нашего искусства.

Но к своим лучшим достижениям советская литература пришла, разумеется, не сразу. Некоторые писатели в поисках путей так увлекались изображением массы, что пропадали иногда черты человека, как личности. Так было и у Артема Веселого. В подобных случаях трудно говорить о действующих лицах. Черты лица, индивидуального характера тонули в толпе, в множестве. И действовало множество.

Преобладание массовидности, общего является одним из выражений все того же увлечения стихийностью. На этом следует остановиться обстоятельней.

Увлечение стихийностью имело у писателей 20-х годов разные источники, иногда внешне даже противоположные, но приводившие к одному и тому же. Стихийный порыв поднявшихся многомиллионных масс Российской империи был явлением невиданным в истории — и по широте, и по мощи революционного чувства. Оно не могло не привлечь и не увлечь художников. Леонид Леонов, --">