Василий Борисович Ливанов - Богатство военного атташе

Кромов, — и кресла поставить как-нибудь по-другому, без казенной образцовости…» Словно угадав его мысли, Томилин весело пробасил:

— Вы, полагаю, захотите мебель переставить по-своему. Но предупреждаю: от окна дует неимоверно, у камина зимой угореть недолго. А кресла стоят именно так, как удобно посетителям.

Кромов рассмеялся.

Стопка папок на столе росла.

— Скажите, Алексей Алексеевич, как долго приказ о вашем назначении во Францию был на высочайшем утверждении?

— Более года, ваше высокопревосходительство.

— Оставим официальный тон. Называйте меня запросто, по-домашнему. Мы с вашим батюшкой всю русско-турецкую кампанию… Я вас еще ребенком помню.

— Хорошо, Аристарх Павлович.

— Да. Значит, более года, говорите. А знаете, почему так долго? Государю, полагаю, напомнили старую историю. Ведь батюшка ваш в свое время прямо высказал Александру Третьему свой взгляд на европейскую политику России. А царь ему на следующий день прислал собственноручную записку: «Взвесив нашу утреннюю беседу, я пришел к убеждению, что вместе мы служить России не можем. Александр». Вот так у нас бросаются честными патриотами, а потом любят за голову хвататься: «Людей нет!» — Генерал открыл сейф и стал укладывать туда пухлые папки. — Да… «Умом Россию не понять…» Мне во многих кампаниях довелось участвовать: за веру, царя и отечество — ура! А русским себя до кончиков ногтей ощутил только на Шипке…

Генерал закончил с бумагами, достал из сейфа вороненой стали револьвер, бережно провел по нему ладонью.

— Именной. Сам Скобелев вручал перед солдатским строем. Царство ему небесное. Были когда-то и мы рысаками… — И опустил оружие в карман мешковатых штатских брюк. Захлопнул тяжелую дверцу сейфа, протянул ключи Алексею Алексеевичу. — Не дай бог потерять. — Обвел глазами комнату. — Ну, кажется, все. В должность рекомендую являться в полной форме, при орденах. Это подтягивает сотрудников. Имеете боевые награды?

— Да, ваше… Аристарх Павлович.

— Прекрасно. В остальных случаях, если официально не предусмотрено, советую — в штатском. Высока честь носить мундир боевого русского офицера, так чтоб в чужих глазах не примелькался.

Томилин достал часы-брегет, нажал пружину.

— Так… Я уже, а вы еще не в должности. Имеем право, как два штатских господина, распить бутылку шампанского. Принимаете приглашение старого парижанина?

…Они сидели за столиком в маленьком уютном кафе на Итальянском бульваре.

— Я искренне любил вашего батюшку, — говорит Томилин, — знаю, как болезненно переживал граф Алексей Васильевич свою раннюю, вынужденную отставку. Знаю, что умер непримиренный… Чувствую по отношению к вам как бы отеческий долг.

Гарсон подал шампанское, наполнил бокалы.

— Я давно приметил это кафе, — продолжал Томилин. — Малолюдное, наши, русские, сюда не заглядывают. За границей двум русским людям для откровенного разговора лучше встречаться подальше от соотечественников. У нас в военной миссии, да и в посольстве все наушничают, доносят, подсиживают друг друга. Трудно постичь, отчего мы, русские, за границей один другого едим поедом. Все наши хорошие черты — напоказ иностранцам, а вся гадость — между собой. Поваришься в этом бульоне — и сам становишься ни то ни се. Послужите здесь с мое, сами убедитесь. Старайтесь, голубчик, любовь к отечеству незапятнанной вынести из этой грязи. Да. Вот вы сейчас думаете: брюзжит старик, кокетничает цинизмом, а сам — полный генерал, награжден орденом и лентой Белого Орла. А почему, позвольте вас спросить? А потому, что я в должности соблюдал доброе старое правило: дела не делай, от дела не бегай. Упаси вас бог инициативничать, изменять существующие порядки. Помните печальный пример отца вашего. Россия стоит беспорядком. Только терпение истинно. Только терпение. Иногда тяжело, конечно. Душа болит.

Генерал задумался, ушел в себя. Маленькие его глаза расширились и напряженно вглядывались во что-то далекое-далекое.

Со стороны бульваров ударила музыка духового оркестра. Выбрасывая ноги в парадном шаге, за оркестром промаршировал взвод солдат. Впереди дирижер ритмично подбрасывал высокий полосатый жезл, увенчанный конским хвостом.

— Неужели снова станем воевать, Аристарх Павлович? — спросил Кромов.

— Неизбежно. Все в этом мире стало продаваться и покупаться. Да. Большие деньги правят людьми. А большие деньги — это большая война.

Подошел --">