Владимир Шатов - Возвращение

 … Ещё не остыли стволы пушек и пулемётов, а победители уже отмечали выстраданный успех. Разгорячённые боем командиры полнокровных бригад 6-го механизи¬рованного корпуса гуляли, как в последний раз.

 - В такой день нас не осудит никто! – поднял жестяную кружку с разбавленным спиртом поджарый подполковник. – Даже соседи из корпуса Ротмистрова.

 - Сбили мы с них спесь! – подшучивали они над конкурирующей частью.

 Полковник Шаповалов прибыл на встречу последним, когда в большой, довольно прохладной комнате, за столом, по-праздничному уставленным едой и питьём, уже сидели хозяева и гости.

 - Здравия желаю! – сказал он ни к кому, конкретно не обращаясь.

 - Проходи Иван Матвеевич! – приветствовал его знакомый полковник.

 Кроме Дубцова и Киреева он никого из приглашённых командиров не знал. Высокий полковник чинно помещался во главе стола. Возле него сидели с одного боку пожилая хозяйка, а с другого хозяин по имени Степан Савич.

 - Я с края присяду. – Сказал Шаповалов, чувствующий себя неловко в чужой компании.

 Хозяин – худой украинец, с тонким орлиным носом, вислыми, как у запорожца, усами и светлыми на загорелом лице глазами молча кивнул головой и рыжевато-седая, неулыбчивая супруга поставила перед гостем тарелку и стакан. 

 - Девушку зовут Зоя. – Весело сообщил Дубцов и панибратски подмигнул.  

 Когда Шаповалов вошёл, старик рассказывал, как невесело и трудно жилось при немцах. Они, отступая, увели лошадей - нещадно, до единой. Последствия этого недавнего мародерства тревожили Степана, пожалуй, более всего.

 - Что делать, а? - озабоченно спрашивал он. - Ни землю вспахать, ни дров привезти, что же теперь - капут?..

 Шаповалов сел на свободное место рядом с молчаливой девушкой, дочерью хозяев. Она была в нарядной цветастой блузке с короткими рукавами; у шеи, в небольшом вырезе виднелась тонкая серебряная цепочка, на каких носят нательные крестики.

 - Меня зовут Иван. – Коротко представился он.

 Не смотря на солидный чин и далеко не юношеский возраст полковник, почему-то робел в присутствии такой красавицы.

 - Что Вам положить? – спросила она и потянулась за миской с салатом.

 От вида золотистых курчавых волос мелькнувших подмышкой девушки Шаповалова бросило в жар.

 - Совсем я от баб отвык! – он попытался нарочито циничными мыслями вернуть себе душевное равновесие. 

 Стол по военному времени был обильный и весьма аппетитный: тарелки с салатами и огурцами; вазочки, полные сметаны. Два блюда с розоватыми, веером разложенными ломтиками сала; большущая, только что снятая с плиты сковорода тушёного картофеля и горки щедро нарезанного, армейского хлеба.

 - Ещё предстоят пельмени, - объявил Дубцов, - мы их придержим как гвоздь обеда.

 - С такой закуской грех не напиться! – зашумели голодные советские офицеры.

 Хмельного питья тоже хватало: кувшин с ароматным и очень крепким самогоном, два литра водки, взнос майора Савченко и высокие бутыли с разведённым спиртом. 

 - За Сталинград! - поднимаясь со стаканом в руке, провозгласил тост Дубцов.

 Все выпили и принялись закусывать. Шаповалов проголодался, но, чувствуя себя несколько стесненно, ел маленькими кусочками, медленно и осторожно, стараясь не чавкать. 

 - Водка что-то меня не берёт! – подумал он, разгорячённый недавним боем.

 Шаповалов выпил ещё стакан и, почувствовав себя чуть свободнее, смелее, он начал украдкой поглядывать на Зою.

 - Нет, я не обманулся, - прикидывал он радужные  перспективы, - мне ничуть не пригрезилось...

 Всё было пленительно в этой маленькой девушке: и прекрасное живое лицо, и статная женственная фигурка, и мелодический звук голоса, и тёмно-зелёные сияющие глаза, и то радушие и вопрошающее любопытство, с каким она смотрела на офицеров.

 - Откуда вы родом? – спросила она молчаливого соседа.

 - Родился я в посёлке Алексеевка под Воронежем в ноябре 1906 года. Отец Матвей Егорович и мать Степанида Фёдоровна были крестьянами. У отца голос роскошный…

 - А Вы поёте?

 - У меня не очень получается, - признался полковник, - а вот бас отца всегда выделялся в хоре Базарной церкви. Стоило ему затянуть: "Да возра-а-адуется душа моя-а-а" или "Изми мя от вра-а-аг мои-и-их", - как будто стужей потянет от земли – изумлённая душа прихожан окутывались морозом.

 - Дал же бог человеку голос!

 Им не дали поговорить, мать позвала Зою на помощь. Она вспорхнула, --">