Олег Николаевич Тихомиров - Иван — холопский воевода

горло. Или, как сказали мальчики, «набросился на нож». То же самое говорили и взрослые. Вот слова мамки царевича Василисы Волоховой: «…бросило его о землю, и тут царевич сам себя ножом поколол в горло».

То, что Димитрий страдал «падучей болезнью», знали все: часто бился он в припадках, слуги или родственники с трудом держали его.

Что касается Годунова, то для него тогда не было никакого смысла подсылать убийц к царевичу. В ту пору жена Федора Иоанновича ждала ребенка. Ее брат Борис не мог об этом не знать. Стало быть, вопрос о наследнике еще не вызывал беспокойства. И верно, у Ирины Годуновой родилась дочь Федосья, прожившая, правда, недолго — два года.

А как же грамота, которую написал Годунов взамен отобранной у гонца? Откуда знал все Борис до возвращения Шуйского из Углича? Значит, Борис и Шуйский заодно были?

Про ту грамоту люди говорили. Верно ли, нет — теперь не докажешь, а слухами земля всегда полнилась.

Часть первая (159! —1592 годы) ХОЛОП КАК МНОГИЕ

На пожарище

Покуда Шуйский вел дознание в Угличе, грянула беда на москвичей. Кто-то в трех местах поджег Белый город. Огонь пошел гулять по деревянным строениям… Лишь пепелища потянулись следом, как после татарского набега.

Пламя наступало сплошной стеной. Тушить его никому и в голову не приходило. Не с бадейкой же бежать на реку. А потому старались поскорей вынести что могли. Ветер подхватывал вихри огня, рассыпал искры, тешился, словно на дьявольском пиру. Повсюду слышались крики и вопли. И весь этот шум, горестный и безутешный, придавливали звуки набата.

Иван Болотников, молодой холоп князя Телятевского, вышел со двора на улицу. Постоял, прислушиваясь, поглядел на людскую суету и направился в сторону Белого города. Зачем шел, Иван поначалу и сам не знал. У него там не было кого выручать: ни родни, ни дома.

Подворье Андрея Андреевича Телятевского находилось в Китай-городе, куда огонь переметнуться не мог: путь ему преграждали ров с водой и надежные стены. Но и здесь, в середке Москвы, люди с беспокойством поглядывали окрест: не залетел бы и к ним красный петух. Тогда уж не упусти миг, хватайся за топоры да багры, сбивай огонь, пока он слаб и робок.

Чем ближе подходил Иван к стене, отделяющей Китай-город от Белого города, тем резвее становился его шаг. А заслышав шум и крики у городских ворот, он и вовсе рванул бегом.

Ратные стражники не пускали толпу, которая норовила прорваться через ворота в Китай-город. Размахивая палками, они кричали:

— Осади назад! Куда жмешь?!

— Пошел… Пошел прочь!

А толпа яростных погорельцев все напирала.

— Пусти, ироды!..

— Псы сторожевые…

Пришлось ратникам взяться за бердыши. Толпа отхлынула, да ненадолго. Иван подошел к сторожам сзади.

— Тебе чего? — спросил один из них. — Не мешайся.

— Мне туда, — Иван кивнул в сторону горевшего посада.

— Пошто? — Стражник видел по одежде, что перед ним господский слуга.

Но Иван и себе не смог бы ответить, зачем ему на пожарище. Наверно, общая беда толкала туда, где бесился огонь…

— Надобно, — сказал он.

И как только произнес это, сразу же вспомнил про деда Федора. Старый, сморщенный, потемневший лицом Федор жил в той части Белого города, что подступала к Яузе. Иван, случалось, захаживал к нему — повспоминать об отце, посидеть часок, отвести в разговорах душу. Многое повидал на своем веку старик. Был он в свое время единственным дворовым у обедневшего дворянина Исая Болотникова, которого убили в Ливонскую войну. Хорошо помнил Федор поход Грозного на Казань. Брал ее вместе с дедом Ивана.

«Твой дед был человек крепкий, нрава крутого, — пускался Федор в воспоминания. — За то и пострадал в опричнину. А Исай уже и сам-то был гол как сокол. Мы с ним оба всю жизнь в походах маялись…»

С минувшего лета начал старик сильно сдавать. Путал людей и события. В прошлый раз не смог Ивана признать, спросил, слеповато щурясь: «Ты кто, касатик?» — «Иван Болотников я, сын Исая. Аль запамятовал?» — «Не ведаю такого. Тебе чего?» Приподнявшись с лавки, старик сделал шаг навстречу. Какая-то девка, лет пятнадцати, — Иван раньше не видел ее здесь — метнулась к Федору: «Садись, дедушка. Не ровен час — упадешь». Старик попросил: «Дай попить, Стеша». Девица налила ему кружку кваса. Такую же — полную до краев — с поклоном поставила перед Иваном: «И ты отведай».

Пока пил, Иван перехватил ее взгляд. Она --">