Эдвард Станиславович Радзинский - Мой лучший друг товарищ Сталин

обвиняемого есть средневековый юридический принцип доказательства вины».

13 марта Бухарина, Рыкова, Ягоду и почти всех остальных участников процесса приговорили к расстрелу.

15 марта приговор привели в исполнение…

Коба, знавший о мечтах и страхах Бухарина, был беспощаден до конца. Бедному Бухарчику не позволили проститься с женой. И его расстреливали последним. Коба дал ему время много раз пережить смерть…

Я представил, как его свели в расстрельный подвал. Как он увидел валявшихся в углу, с бирками на ногах. И что испытал этот несчастный.

«Земля обетованная» Кобы

Коба неутомимо трудился, уничтожая прошлое.

Расстреляли эсеров. «Краса и гордость русской Революции» — бесстрашная террористка Мария Спиридонова, и непримиримый борец с эсерами, ее враг — шеф жандармов Джунковский, и министр юстиции Временного правительства Малянтович, укрывавший у себя большевика Антонова-Овсеенко, и сам большевик Антонов-Овсеенко, объявивший низложенным Временное правительство, и царские генералы, признавшие советскую власть, и царские генералы, ее не признавшие, и боровшиеся с этими генералами знаменитые герои Гражданской войны, — все отправились в особые тюрьмы НКВД, в этот ноев ковчег, где было «каждой твари по паре». И все они были расстреляны.

Добили прежнюю кремлевскую верхушку — членов Политбюро Рудзутака, Косиора, Постышева. Шла прополка моего ведомства. Получил свою пулю и великий выдумщик головоломных операций чекистов — Артузов…

Артузов, Москвин-Трилиссер, Агранов, Мессинг — расстрелянные отцы нашей спецслужбы. Все они были моими руководителями в разные годы. Жаль, что я так и не успел написать о них подробнее. Нынешний мой рассказ об их убийце — о моем великом друге.

Уничтожение велось тотальное. Пока я сидел, железный нарком Ежов (читай — Коба) выпустил приказ № 00447. Я прочел его, уже вернувшись на Лубянку. Оказалось, с 5 августа 1937 года все начальники провинциальных управлений НКВД проводили фантастическую по размаху операцию.

Были арестованы все антисоветские и социально опасные элементы. Сюда вошли еще не арестованные или арестованные прежде и выпущенные на свободу аристократы, царские чиновники, кулаки, эмигранты, вернувшиеся в СССР, церковники, сектанты. Их бессудно судили «тройки» — местный руководитель НКВД, местный партийный руководитель, местный глава советской власти или прокурор.

«Тройки» имели право выносить смертный приговор, не считаясь с нормами судопроизводства. Подсудимый при решении своей судьбы не присутствовал. Суды «троек» занимали все те же десять минут: расстрел — первая категория или от восьми до десяти лет — вторая.

Мечта безумного Ткачева окончательно стала явью…

Осужденные по второй категории (всего лишь (!) восемь-десять лет) отправлялись в лагеря. Небывалая в истории армия новых рабов поступила в это время в распоряжение ГУЛАГа.

Прошел месяц после моего освобождения, когда занятый истреблением прошлой жизни Коба наконец-то вспомнил обо мне…

Я вновь шел по второму этажу Кремля, по красной ковровой дорожке, к его кабинету.

В приемной, как и раньше, трудились три неприметных человека. За центральным столом — начальник Секретариата Кобы Поскребышев — в зеленом кителе, с яйцевидной лысой головой. У него по-прежнему тихий бесстрастный голос. И две интонации — равнодушно-насмешливая или бесцветно-сухая:

— Товарищ Сталин вас ждет.

Вошел в знакомый кабинет. Коба сидел за столом, на котором, как всегда, были аккуратно сложены бумаги. Привычным кивком показал мне на придвинутый к его столу длинный стол, покрытый зеленым сукном.

Я сел. Он напротив. Трубка в согнутой левой руке. Чиркнул спичкой, закурил.

Спросил весело:

— Говорят, сильно шпионил в пользу Японии?

Я промолчал.

— Хочешь поехать отдохнуть после ежовского санатория? — и, вздохнув, прибавил: — Ошиблись мы в твоем (!) Ежове. Надо тщательно проверить этого господина. Думаю, товарищ Берия сумеет это сделать… Ты ведь знаком с Лаврентием? Он скоро будет в Москве…

(Значит, карлику конец!)

— О подлеце… — (Бухарине) — расскажешь подробнее. Мы ведь тебя в командировку к нему послали. Жаль, конечно, что зубы выбили. Переусердствовали — строгая организация… А может, чтоб выглядел правдоподобнее. — Он прыснул в усы.

— Он очень боялся смерти и очень был предан тебе, Коба. — И я --">