Любовь Борисовна Овсянникова - Птаха над гнездом. Том 1: Дарители жизни

рассматриваться как монолог самой героини. Вот так получается.

При написании этой книги я крепко помнила, что талант писателя состоит из трех составляющих — вербальной, нравственной и социальной. Что это такое? Это значит, что пишущий человек должен изъясняться понятно, доходчиво, докапываясь до деталей. Он также острее чувствует мораль общества, его ценности. И уж совсем хорошо, когда ему понятны социальные противоречия, царящая в обществе несправедливость. В принципе, в литературе можно всю жизнь прожить на одной вербальной чувствительности. Ну владеет человек словом, может описывать пейзажи и события — многим читателям хватает этой развлекательности. Если к вербальной добавляется нравственная чувствительность, то получается писатель-воспитатель с хорошим стилем, полезный писатель. У такого писателя есть чему поучиться. Но, конечно, у больших, у настоящих писателей должно быть также чувство социальной справедливости, они должны понимать философию частного и всеобщего и уметь ее преподнести читателю. Сочетание трех чувствительностей — это классики, например, Гоголь, Горький, Достоевский. Это то, к чему должен стремиться каждый честный писатель.

Я бесконечно благодарна своему мужу Юрию Семеновичу Овсянникову за помощь в создании книги, и вообще за неизменное сочувствие моим усилиям. Чтобы создать мне благоприятные условия, он не только брал на себя многие домашние дела, но и помогал в сборе материала, в уточнении исторических деталей, а также в редактировании отдельных глав книги.

Главное же — он был первым слушателем моих прозрений относительно родных, мотивов их поступков, их настроений, недосказанных жалоб и чаяний. В беседах с ним возникало и созревало мое понимание отдельной судьбы как неотъемлемой части общества, понимание взаимосвязи судьбы и среды, где она осуществляется.

Ведь люди не всегда понимают друг друга сразу. Зачастую самое важное они открывают со временем, как бы при взгляде со стороны. Так было и со мной. Но как тогда оценить истинность прозрений, если, как говорится, натура ушла и ничего уточнить нельзя, если родителей больше нет и ничего у них не спросишь? Вот тогда-то требуется выложить свои наития неравнодушному человеку, изложить их в довольно пространных рассуждениях, выверить пришедшие догадки, обсудить со всех сторон, чтобы не ошибиться, не допустить психологической и фактологической неправды. Знаю, насколько душевные излияния нагружают слушателей, но писателю они необходимы. И я признательна мужу за добросовестное выслушивание меня и обсуждение того, что я переосмысливала в ходе написания книги.

***

Эта книга вызвана к жизни моей бесконечной любовью и состраданием к отцу и к маме...

Вот так и Прасковья Яковлевна очень любила своих родителей, относилась к ним с невероятно надрывной нежностью. Естественно, по молодости столь сокровенная эмоция не обнаруживалась в ней явно, только невнятно томила ее. А спустя время прояснилась, да только поздно — разверзшаяся трагедия не оставила ей шанса исправить прежнюю сдержанность.

Чуткость к родителям, как будто где-то рядом звучал голос тревоги за них, у Прасковьи Яковлевны наблюдалась с детства, сколько она себя помнила. Такое смятение, конечно, имело основание, ибо представляло собой голос здоровой интуиции, предупреждающий ее об их тяжелом будущем. Сейчас нам понятна его суть.

Родители Прасковьи Яковлевны словно родились с обнаженной плотью — оказались без той защиты от внешних угроз, какую дают инстинкты. В этом была их обоюдная особенность и, наверное, именно она спаяла их до истинной нерасторжимости.

Проявлялась роковая особенность по-разному. Так, у Евлампии Пантелеевны начисто не было страха ни перед кем и ни перед чем. Она открыто шла на любого супостата, пытающегося нарушить справедливый порядок вещей, словно заговоренная воительница. До поры до времени это обеспечивало неуязвимость, еще больше добавляющую ей отваги и мужества. Но одолеть голыми руками вооруженных немецких карателей ей не удалось, и она погибла. Яков Алексеевич, наоборот, совершая по-настоящему мужественные поступки, был преисполнен страха и тем как будто накликал на себя беду — со всех сторон его били, сколько он жил.

Потребность в выявлении высочайших дочерних чувств, что не случилось вовремя, мучила и никогда не отпускала Прасковью Яковлевну. В каждом дне, в --">