Геннадий Михайлович Левицкий - Сокровище тамплиеров. Мечта конкистадора

По всему видно, этот немолодой человек, с почти детским восторгом просеивающий землю у подножия Голгофы, был главным среди копошащихся франков. Иудеи и арабы не понимали его речи и продолжали теснить монахов. Тогда в дело вступали люди в белых плащах и с мечами. Они вежливо, но настойчиво отодвигали зевак на почтенное расстояние.

Позади толпы стоял пожилой иудей и с интересом наблюдал за происходившим. Мужественное загорелое лицо ничем не отличалось от остальных окружавших землекопов лиц. Вот только глаза у него были необыкновенные. Умные, проницательные, грустные – они были голубыми. Этот цвет, присущий северным народам, никак не вязался с окружавшими песками и жарким солнцем. Обладатель необыкновенных глаз испытывал некоторое неудобство. Ему приходилось постоянно щуриться, чтобы уберечь зрение от яркого южного света, оттого вокруг глаз высыпало множество морщин, хотя этот пассивный наблюдатель не был древним стариком.

Он равнодушно взирал на то, как извлекались из земли мелкие монетки. Вдруг один из монахов достал из ямы наконечник копья. Его передавали из рук в руки с выражениями искреннего восторга:

– Это не наше оружие.

– У мусульман копья совсем другие, наконечники гораздо короче.

– Его сильно разрушило время, хотя хранился металл в сухом песке, – проронил участвовавший в раскопках мужчина в белом (местами) плаще с крестом. – Возможно, ему не менее тысячи лет.

Сторонний наблюдатель приблизился к воину, который в свою очередь завладел полуразрушенной находкой и с трогательной осторожностью вертел в руках.

– Это римское копье, – произнес голубоглазый иудей на родном языке монахов, участвовавших в раскопках.

– Возможно, то самое, что нанесло рану Спасителю, – с волнением промолвил старший, не удивившись даже, что иудей свободно изъясняется на языке франков.

– Едва ли, – выразил сомнение иудей. – Центурион, нанесший ему рану, не оставил оружие. Он унес копье с собой.

– Ты прав, скорее всего, – с сожалением согласился старший. – А может, и нет…

– Ты найдешь немало таких наконечников, если продолжишь поиски. Тысячу лет назад – вскоре после казни Спасителя – здесь разразилась самая жуткая на земле война: римские легионы сражались с восставшими иудеями. Все пространство нынешнего Иерусалима было покрыто изломанным о живую плоть железом, человеческими телами и кровью. До сих пор в некоторых местах почва красная от напитавшей ее крови. А римскими копьями и мечами у нас играются дети из бедных семей, которые не могут позволить себе настоящие игрушки.

– Можешь ли ты сказать что-нибудь о прочих наших находках?

– Это наконечники мусульманских стрел, а вот этот остался от ромеев Константинополя… В свое время и они освобождали Гроб Господень. Вот эта мелкая истертая монетка – римская тетрадрахма. Ведь тебя более всего интересуют вещи из этого времени? – догадался незнакомец. – А вот эта железка тоже от римлян – называется солеа. Это своеобразная обувь для лошади, чтобы не изнашивались копыта – вместо подковы.

– Это именно то место, которое использовалось для казни приговоренных к распятию? – хотел уточнил крестоносец и добавил, оправдываясь: – Я недавно в Палестине, и впервые пришел на этот холм.

– Да. Именно здесь был распят Иисус Христос, – подтвердил необычайно осведомленный иудей. – Эта груда камней была ранее часовней, которая называлась Кальвариум, в центре ее и стоял Крест Спасителя. Часовню разрушили персы пятьсот лет назад. Сто лет назад она была восстановлена и вновь подверглась разрушению по приказу халифа Хакима.

– Теперь мы ее отстроим, и наша церковь стоять будет столько, сколько будет существовать этот мир, – пообещал франк.

На землю опускались сумерки. Продолжать исследование холма не представлялось возможным. Но крестоносец не собирался оставлять навсегда свою затею.

– Жан и Гюи, – обратился он к слугам, – вы остаетесь охранять место, где найден наконечник копья. Завтра мы сюда вернемся.

Они пришли к холму завтра – как обещали. Здесь уже прогуливался вчерашний иудей, прекрасно изъяснявшийся на языке франков, но теперь он переговаривался с единоплеменниками на их наречии.