Вениамин Константинович Шалагинов - Конец атамана Анненкова

Омск - Семиречье - Ала-Куль - это кровавый путь Анненкова, усеянный тысячами убитых, замученных, искалеченных людей.

Кульминационным пунктом был расстрел почти восьмидесяти процентов анненковской армии, убийство солдат, изверившихся в правоте своего дела и не желавших идти вместе с атаманом в Западный Китай.

Бесчисленные убийства отражали бессилие и страх перед неумолимо надвигающимся крахом контрреволюции, бесперспективность борьбы против Советской власти.

Автор убедительно показал, что Анненков был не только колчаковским карателем, но и ярым выразителем колчаковских чаяний. Монархист, сторонник самой жестокой диктатуры, мечтавший о создании средневековой деспотии, смертельно ненавидевший Советскую власть. Программа колчаковщины сводилась к восстановлению старых дореволюционных порядков, отвергнутых народом. И она неизбежно потерпела крах, ибо повернуть колесо истории назад невозможно.

Крах колчаковщины был одновременно и полным крахом атаманщины.

Книга о судебном процессе над Анненковым, написанная в художественной форме с необходимыми элементами публицистичности. - новый документальный материал о кровавом терроре колчаковщины и его атаманах, о крахе реставрационных планов внешней и внутренней контрреволюции.

Процедура судебного разбирательства, отдельные стороны деятельности суда - не главное а книге. Это лишь избранный автором прием изложения и оценки исторических фактов.

Человек может быть предан суду и осужден лишь за конкретные общественно опасные действии. В книге убедительно показана эта сторона деятельности советского суда. Анненкова судили не за реакционные политические убеждения, его судили за конкретные действия, направленные против Советской власти. Приведенная в книге фабула обвинения из обвинительного заключения - наглядное тому подтверждение.

И. Эйнгорн,

кандидат исторических наук.

КОНЕЦ АТАМАНА АННЕНКОВА

Жилет из тонкой палевой шерсти. Галстук. Манишка. Только одна одежда и говорит суду, что свидетель - лицо штатское. Совслужащий. Все остальное - осанка, холеный бобрик, добротные усы фельдфебеля - изобличает в нем человека, десятилетиями носившего военный мундир.

Достав из жилетного кармана массивные часы темного чеканного серебра, свидетель щелкает крышкой.

- Три войны и кафедра в Академии генштаба, - говорит он, обращаясь к председательствующему, - приучили меня к точности. Если Борис Владимирович… виноват, если подсудимый Анненков намеревается и дальше оспаривать, скажу мягче, подвергать сомнению день, который я назвал здесь и в который к нему, к Анненкову, мною была действительно направлена инспекция полковника Церетели, я готов доказать истинность своего утверждения. Вот тут на внутренней крышке часов гравером поставлена дата. Это день, когда я стал владельцем этой вещицы. Полковник Церетели докладывал мне, что в уединенной беседе с Анненковым он как-то заметил ему, что дата на моих часах и день снаряжения инспекции совпадают. Так распорядился случай… Вы, конечно, помните и эту встречу, и эти слова, Борис Владимирович?

Анненков¹ склоняет голову в наигранном церемонном смирении: еще бы!

Председательствующий отрывается от пухлого сшива с бумагами следствия.

- Свидетель Болдырев! К моменту инспекции Церетели, как это видно, отряд Анненкова был придан второму степному корпусу. Не скажете ли, по какой схеме отряд и корпус подчинялись вам, Верховному главнокомандующему войсками Директории?²

- Подчинение было и не было. Если говорить о корпусе, то он подчинялся Сибирской армии, а мне - соответственно через командующего этой армией.

- И все-таки к вам, именно к вам поступали жалобы от населения? Они касались бесчинств атаманщины, не так ли?

Болдырев медлит.

Массивные часы совершают обратный путь к жилетному карману. Пальцы привычно выправляют цепочку, краешек кармана. Еще раз. Еще.

Как ответить?

Голая правда о бесчинствах - это приговор. Он не хотел бы выносить приговора Анненкову раньше судей. Часы, граверная строка на серебре помогают суду уточнить день выезда Церетели с инспекцией. Открыть глаза правосудию на эту сторону своей деятельности было необходимо. Судьи знают теперь: он не поощрял атаманщины, он инспектировал --">