Александр Михайлович Бруссуев - Деньги

несчастья. И надобно Лотте держаться от него подальше. Таково ее материнское слово.

  Именно так она и сказала, когда ее дочь пришла домой вместе с этим Антикайненом, да еще и показала золотое колечко на пальце, якобы — обручальное.

  У Лотты хватило ума не устраивать каких-то разборок и выяснений отношений. Время на это тратить было никак нельзя. Время было драгоценным. Время нужно было для счастья.

  - Мама, мне уже пора самой думать о своем будущем, - сказала Лотта. - Давай, мы с тобой потом об этом поговорим.

  Мама на это ничего не сказала, а ушла на кухню, откуда сразу же выбежал переживший в одиночестве долгую разлуку с хозяевами кот-британец. Теперь он научился распознавать людские настроения, и поэтому крайне редко позволял себя застать врасплох. Он-то понимал, что материнское сердце — это непознанное, это неведомое, это не поддающееся объяснению явление в нематериальном мире. Он-то догадывался, что мать — не против своей дочки, что она — не против ее выбора, что она — против того будущего, которое пугает ее. К материнскому сердцу редко прислушиваются, в том числе и сами матери.

  Кот строго посмотрел на Лотту, остановившись на несколько мгновений, потом медленно, задрав хвост, прошел к Тойво, неловко переминающемуся с ноги на ногу в коридорчике, и боднул его в голень. Уж если коты бодаются, то непременно норовят угодить именно в голень. Мол, спокойно, парень, мол, семейные дела, мол, кури бамбук, а в остальном они сами разберутся.

  - Здорово, приятель! - сказал ему Антикайнен и погладил по голове. - Ну, вот, я же обещал тебе, что все будет хорошо. Ты сберег этот дом — ты молодец. Такие коты, как ты — самые нужные коты в мире.

  Тот же ничего не ответил, пару раз мурлыкнул и ушел по своим кошачьим делам. Кошачье племя — мудрое племя, это еще Сентон-Томпсон в «Королевской аналостанке» написал, а потом Ханлайн в «Двери в лето» развил.

  Они с Лоттой ушли обратно на свою съемную квартиру, точнее — комнату, и было им хорошо. Матерей не выбирают, как не выбирают свою семью. Поэтому, какие бы ни были произнесены слова, реальность оставалась одной — нельзя не любить членов семьи, потому что в целом мире только они одни остаются самыми близкими родственниками. Действительно, уж таково оно — кровное родство.

  Пошел снег, словно разделяя мир на черное и белое. Черное — то, что укрыто снизу, белое — то чем все это укрыто. Не копай — и не доберешься до черного.

  - Ты слыхала когда-нибудь про Зов Полярной Звезды? - спросил Тойво, смотря, как на потолке мерцает отражение пламени, пробивающееся через отверстия на дверце печке.

  - Нет, - сказала Лотта, тоже вглядываясь в игру отражений.

  Антикайнен кротко вздохнул и подумал, что все это ерунда. Зов, Полярная Звезда — все. Главное — блики огня на потолке, медленно падающий снег за окном, тишина в целом свете. А самое главное — это то, что на его плече сейчас покоится голова самой дорогой ему женщины, а рядом покоятся ее остальные волнующие части тела.

  - И что это? - спросила Лотта.

  - Что? - удивился Тойво.

  - Ну, зов какой-то.

  - Не знаю, - ответил он.

  - Расскажи, - потребовала она.

  - А ты меня потом позовешь? - без тени улыбки спросил Антикайнен.

  - Тебя и звать не надо — ты сам приходишь, когда считаешь нужным.

  - Только не выгоняй меня.

  Лотта приподнялась на локте и внимательно посмотрела Тойво в глаза. На фоне окна, светлого от идущего за ним снега, он мог видеть только ее силуэт, но и этот вид был волнующим и притягательным. Как Зов Полярной Звезды.

  - Ладно, - сказала она. - И ты меня никогда не бросай.

  - Я без тебя жить не могу, - ответил Тойво и, стараясь избежать ненужного пафоса, пожал плечами. - Вот и договорились.

  - Теперь про Зов расскажи.

  Когда-то, будучи еще газетчиком у Куусинена в редакции, он читал об этом явлении. Все, конечно, на грани предположений и за гранью домыслов, но интересно. Дело было в Северном сиянии — таком вот природном явлении, пленительная красота которого сравнима была, разве что с молнией. Но молния — это миг, а сияние — это вечность. В смысле, когда смотришь на зеленые, синие и красные сполохи, переливающиеся на небе, время теряется и перестает ощущаться напрочь.

  Застыл взглядом — и бац, вдруг, услышал странные голоса, удивительные звуки, чарующее пение. Присмотрелся — а там ангелов целое небо и прекрасные женские лица между ними. Ой, какие они манящие, влекущие --">