Хайдар Маратович Байзаков - Пасынки Степи

Оглядываясь по сторонам, он увидел соседа-дебошира. Того самого, которого он недавно жестоко избил. Тот трезвый спокойной походкой шел навстречу.

– Э… м… погодите, – Аманжол замешкался, не зная как обратиться к нему.

– Что? – высокий мужчина со свежими шрамами, синяками, следами избиений на лице, с переломанным опухшим носом непонимающе уставился на прохожего.

– Ты не помнишь меня?

– А должен? – грубо вопросом на вопрос ответил сосед.

– Я приходил к вам домой. Это я был. Ты прости меня, что я избил тебя. Все у тебя наладится. И семейная жизнь. И здоровье. Хочешь, я подскажу тебе психолога, нарколога? – быстро тараторя, боясь, что его не поймут, Аманжол, виновато, заглядывал в глаза.

Сосед сверху вниз испуганно смотрел на невысокого, худого мужчину с печальными глазами. Сосед вспомнил того, кто его так жестоко избил в лифте, оставил шрамы на лице. Но нынешний Аманжол резко отличался от того, прежнего. Он похудел, осунулся. Но самое главное – это взгляд. Взгляд защитника, неравнодушного человека раньше блестел задиристо. Теперь же он потускнел. Видно было, что человек ослаб.

Не дождавшись ответа, Аманжол легко тронул соседа за плечо, как бы прощаясь и повернул в сторону своего дома. Сосед долго провожал взглядом удаляющуюся фигуру, обдумывая свои мысли. Потом оглядываясь по сторонам, крутил головой в поиске чего-то. Увидев тяжелый камень, он поднял его и крадучись, но решительно пошел следом.

***

Огромный черный ворон, вращая большим глазом, сверху наблюдал над происходящим. Ожидая развязки, провожал взглядом Аманжола и идущего следом за ним мужчины с камнем.

«Все люди одинаковые. Несовершенны, слабы. Меняются костюмы, но не природа людей.

История ничему не учит людей, и в каждом поколении всё те же страхи, всё те же страсти, события. Все истории похожи друг на друга – это мрачные песни о человеке, которого перемалывает время и который в конце не испытывает ничего, кроме бессильной печали. Все грешны. Но не знают люди, что грех – это дорога от самого дна и до небес, и каждый человек стоит на каком-то ее участке, и нет однозначно плохих или хороших» – так думал шаман в обличии черного ворона. Юный толмач Касым, когда-то принявший тяжелый выбор, ставший бессмертным, так и не нашедший, кому передать знания.

***

– Отец, ты нашел меня здесь, в реке? – молодой всадник всматривался в темные воды.

– Да, сынок, – тепло ответил ночной стражник. Грозный и страшный, он становился нежным и заботливым рядом с приемным сыном.

Когда разбойники уходили от реки, они все слышали писк, плач ребенка. Но никто не обращал на это внимания, кроме одного всадника. Молча тот развернул коня в сторону реки. Мокрый, пищащий мальчик доверчиво прижался к остро пахнущему бараньему полушубку.

– Зачем? Мы убили его мать. А его отец с другим ребенком скрылся. У нас нет женщины, которая будет смотреть за ним, – произнес один из разбойников.

– Я сам буду смотреть за ним.

– Чтобы его отец вернулся за ним? Чтобы он попал к тебе в ловушку? Хитро ты придумал. Коварен ты и жесток, – одобрительно сказали разбойники.

Степные разбойники, ограбившие одинокую юрту с молодой семьей, возвращались в свое лежбище, чтобы переждать надвигающуюся суровую зиму.

Одетый во все возможные защиты от стрел и сабель суровый воин держал на руках скулящий маленький комочек. Ребенок крепко схватил за узловатый указательный палец на руке разбойника и не отпускал. До этого времени сердце и душа воина были надежно укрыты от всего, что не связано с войной. Постоянно в кругу воинов, вокруг костра, вокруг казана. В одном десятке, в одной сотне. Одинокий воин, прошедший кровавые походы, не думающий дожить до старости, вдруг не захотел умирать. Почувствовал себя нужным не своим воинам, а маленькому теплому комочку, который все время не отпускал его палец.

Всегда твердый, как железо, а тут неожиданно растаял.

Обмакнув палец в чаше с молоком, кормил он этим младенца. Тот доверчиво, обхватив двумя руками, никогда не отпускал его.

На склоне лет пришло грозному воину понимание, что самое мужественное занятие на свете – это не война, а быть хорошим отцом, кормить сына. В этом мужественности больше, чем в шрамах.

– Белый женский платок – единственное, что было при мне? – спрашивал повзрослевший приемный сын.

– Да, сынок.