Элизабет Херинг - Служанка фараонов

у тебя остается мало времени для матери. Когда Сенеб уезжает с товарами, на твои плечи ложатся все заботы. Тебе приходится следить в мастерской за мальчиками и давать им подзатыльники, если они что-нибудь прозевают или испортят, а когда наступает вечер, тебя ждет жена. Так уж устроен мир.

Да и я уже не на многое пригодна. Не возражай! Я знаю это. Мне больше не по силам ездить на плотах вниз по Реке и продавать на рынках кувшины и тарелки. И мне стало тяжело управляться с гончарными кругами. Единственное, на что я еще гожусь, так это выводить на ответчиках священные знаки: «О, ответчик, когда меня призовут и когда придет мой черед выполнять всякую работу в подземном царстве, и когда меня определят на время следить за полями, орошать берега, перевозить песок с востока на запад, тогда скажи: „Я здесь!“». Ты считаешь, что можешь выгоднее продавать их, если на них выведены эти слова. И это меня радует. Тогда я не кажусь самой себе такой бесполезной.

Успокойся, Рени! Я знаю, что ты об этом думаешь! Но, видишь ли, моя мать умерла, когда мы запретили ей растирать зерно камнем, а мы ведь тоже желали ей добра и только хотели снять с ее плеч тот груз, который она несла всю жизнь.

После этого она совсем недолго сидела в тени смоковницы в нашем саду лишь пока вы возились у ее ног, ты с Сенебом и ваши сестры. Тогда она знала, что была нужна, потому что ни у кого больше не было времени позаботиться о вас, детях. Но как только вы убежали от нее и она уже не могла помешать вашим шалостям, она покинула нас тихо и незаметно, как лишенный воды цветок.

Пока мои глаза еще на что-то годятся, я буду надписывать глиняные фигурки, которые люди берут с собой в могилу, и кувшины для внутренностей, чтобы вам за них больше платили.

Я не знаю, кто этим будет заниматься после меня. Если ты отдашь в школу своего сына, чтобы он изучил там священные знаки, он захочет стать писцом и не останется горшечником. Может быть, тебе удастся приучить к этому девочку, ведь девочек все равно не принимают на службу, – тогда тебе придется позаботиться о том, чтобы твоя жена завела дочку. Но сейчас мне не хочется думать об этом.

Скажи-ка, нет ли в доме кувшина с вином? По-моему, Сенеб привез с собой кое-что из Нижнего Египта. Поставь на стол две чаши да принеси кусок лепешки, что испекла твоя жена. Правда, они почти все увезли с собой, но и мне оставили кусочек. Я поделюсь им с тобой. Потом будет уже поздно. Ночь длинна, и я хочу на свой лад помянуть умершего царя.

Хорошо, что мы с тобой одни. Мне есть что рассказать тебе, и это предназначено только для твоих ушей, и ни для каких других. Может быть, ты передашь это своему сыну перед смертью, а может быть, унесешь с собой в могилу. Это уж решай сам.

Мне трудно приняться за рассказ, потому что я не знаю, с чего его начать. Будь снисходителен ко мне, если я начну издалека и увлекусь мелочами. Ведь я уже стара. Может быть, надо начать с самого начала.

Чем старше становишься, тем чаще мысли возвращаются к началу, как если бы жизнь шла по кругу и начало и конец соединялись бы воедино.

Страна моего детства, как яркая картина, все еще стоит перед моими глазами. Я вижу берег, в который бьют морские волны. Море поднимается и опускается, как вода в нашей большой Реке, но не раз в году, а два раза в сутки. Вода медленно и неотвратимо подходит все ближе и ближе. Она касается наших голых ног, и мы отпрыгиваем подальше. Мать говорила, что, если мы зайдем слишком далеко, морские духи протянут к нам свои руки и свяжут нас. Но до скалы, что поднимается из песка и похожа на черепаху, море доходит только во время шторма. В солнечные дни мы сидим на ней и ждем, пока прилив не потеряет силу и волны не отступят назад. Тогда мы слезаем вниз и находим ракушки и морские звезды, больших раков, которые прячутся под камнями, а иногда и бедную рыбу, бьющуюся на сухом месте.

Однако матери не нравится, когда мы играем у моря. Злые духи, населяющие эту бескрайнюю воду, отняли у нее мужа, и теперь она не хочет, чтобы ее сыновья построили лодку и, как отец, уходили в море за рыбой. Лучше бы они пасли коров у старого Параху, которому у нас принадлежат самые большие стада и которому отдают свой улов рыбаки.

Но мать никогда не спрашивает, чем же занимаюсь я, малышка, которая еще не пригодна ни к какой работе, всем попадается под ноги и которую или вовсе не замечают, или попросту отстраняют с дороги. У матери совсем нет для этого времени. Ведь целый день ей приходится растирать камнем --">