Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк - Лётные

землей, глухо лаяла собака. Иван иногда глядел на небо, усеянное звездами, и ему оно казалось громадной синей трубой, опрокинувшейся широким концом как раз над самым Татарским островом. Отяжелевшие глаза слипались сами собой, но ухо чутко сторожило малейший шорох, заставляя бродягу вздрагивать. То казалось ему, что к острову осторожно подплывает лодка, то в кустах слышались крадущиеся шаги и подозрительный треск. Больному "блазнило" вдвойне, и он смешивал галлюцинации с действительностью.

Перед самым утром, когда небо начало заволакиваться туманом, больной начал совсем засыпать, но над самой его головой жалобно пискнула маленькая птичка, выпугнутая из гнезда совкою. Это был скверный знак, и Иван только-что хотел разбудить спавших товарищей, как на его плечо легла чья-то тяжелая рука.

-- Не трожь...-- прошептал чей-то голос, и из темноты над Иваном наклонилась сгорбленная широкая фигура.-- Я с хорошим словом к вам пришел: мир на стану!

-- Садись, так гость будешь.

-- Я и то в гости пришел...-- засмеялся гость и уселся к огню на корточки, по-татарски.-- Сколько тут вас: трое? Так и есть. Эх, вы, и бродяжить-то не умеете: разе бродяги по ночам огни раскладывают, а? Наши парнишки всю деревню переполошили. В ночном лошадей стерегли, а на острову дымок; ну, сейчас в деревню: "лётные на Татарском острову..."

-- Да вот неможется что-то,-- около огонька все как будто способнее...

-- Ну, это статья другая!..-- согласился гость и, не торопясь, принялся раскуривать свою трубку-носогрейку.

Спавшие бродяги проснулись, по продолжали лежать с закрытыми глазами, наблюдая ночного гостя с волчьей осторожностью.

-- Ишь дьявола, хотят дядю Листара оммануть!-- весело проговорил гость и опять засмеялся.-- У меня такой петушок был: засунет голову в поленницу и думает, что его не видно... занимательный был петушок. А вы, братцы, не сумлевайтесь: дядя Листар сам в лётных-то колотился годов с пять и всю эту музыку произошел, как же!..

-- Ты из Тебеньковой будешь?-- спросил Иван,

-- Тебеньковский. Мир меня, значит, послал испытать вас, с добром или с худом вы пришли. Время летнее, в деревне только старые да малые, ну, чтобы баловства какого не вышло. А я так про себя-то мерекаю: чистые дураки эти наши мирские мужики...

Дядя Листар одним движением головы молодцовато передвинул свою шляпенку с уха на ухо и опять засмеялся хриплым смешком, прищурив свой единственный глаз. Лицо у него было сильно изрыто оспой, один глаз вытек и был закрыт ввалившимся веком; жиденькая желтая бороденка глядела старой мочалкой. Одет он был в изгребную синюю рубаху домашняго дела и такие же порты. Широкая сгорбленная спина и длинныя руки выдавали деревенскаго силача, видавшаго виды, о чем свидетельствовал единственный глаз дяди Листара, который смотрел как-то особенно воровски.

иосиф-Прекрасный и Перемет поднялись со своих мест и подсели к огоньку, разглядывая дядю Листара исподлобья.

-- Издалече будете?-- спрашивал старик тоном своего человека.

-- Ничего-таки... здорово отмахнули,-- хвастливо ответил иосиф-Прскрасный, грея свои длинныя руки над огнем.-- Из-под Иркутскова бурским, третью тыщу доколачиваем.

-- Так... Место знакомое: сам из-под Иркутскова уходил,

-- Нно-о?

-- Верно... Я тут конокрадством займовался, ну, одного человека и порешили грешным делом. По этому самому случаю меня и засудили, старые тогда суды были. Было-таки всячины... ох-хо-хо!

-- А глаз куда девал?-- спросил иосиф-Прекрасный.

-- Это, милый друг, один кыргызь мне заметку оставил... ха-ха!.. В орде мы коней воровали у них, ну и тово, прямо копьем да в глаз кыргызь проклятущий и угадал. Так вот, други милые, пришел я к вам от своих: мир послал... опасятся насчет баловства. Обыкновенно -- дураки; я про мужиков-то: лётные, как зайцы, чего их бояться... всякому до себя.

-- Верное твое слово... Нам бы только до своих местов пройти, а не до баловства. Да вот Иван что-то больно разнемогся дорогой, да и на трахту, сказывают, тово...

-- Насчет трахту не сумлевайтесь: пустое...-- успокоил дядя Дистар.-- Конечно, не прежняя пора, ну, все-таки, ежели с умом, так хошь на тройке поезжай.

-- А как в Шадрином ноне?-- полюбопытствовал Перемет,

-- В шадринсксм остроге? Дрянь дело: изгадили место совсем... Прежде шадринский-то острог все лётные даже весьма уважали: не острог был, а угодник. Первое -- насчет харчу не стесняли, а второй -- майдан...

-- Слыхивали и мы, как же.

-- Как не слыхать: первое место было для --">