Роберт Фаббри - Палач Рима

сравнению с царящим на улицах мраком, показалась им теплой и даже уютной.

На голом деревянном полу стояли несколько складных табуретов и пара столов, на которых мерцали масляные лампы. В дальнем конце, перед занавесом, за которым скрывалась еще одна дверь, стоял простой письменный стол, а на его краях — еще две лампы. Вот и все освещение.

— Трибун сейчас выйдет к вам, — коротко ответил стражник, одетый в форму преторианца, какую те надевают, когда несут службу внутри стен города: черная туника с белой полосой, перехваченная в талии ремнем, и белая тога, под которой с переброшенной через плечо перевязи свисал короткий меч-гладий. — А вы пока сдайте оружие.

Оба нехотя протянули свои мечи и кинжалы стражнику, который, к их досаде, положил оружие на стол, куда они никак не могли дотянуться. Поскольку им не предложили сесть, Сабин с Паллом остались стоять. Преторианец тем временем подошел к прикрытой занавесом двери и, положив руку на рукоять меча, встал рядом с ней, буравя гостей светло-голубыми глазами из-под сросшихся на переносице бровей.

Откуда-то из-за занавешенной двери донеслись сдавленные стоны удовольствия. Голос был женский, и нетрудно было догадаться, что там происходит. Но стражник не шелохнулся даже тогда, когда стоны сделались громче и пронзительнее и в конце концов завершились оглушительным воплем животного наслаждения, который, правда, тотчас оборвался, вернее, его оборвали несколько звонких пощечин. Женщина неожиданно зарыдала, но ее рыдания тотчас же оборвались. Правда, оборвали их не пощечины, а всего один удар, который наверняка лишил ее чувств. Сабин нервно покосился на Палла, но тот сохранял непроницаемое выражение лица, так же, как и стражник. Будучи рабом, он привык к тому, что его воспринимают как предмет мебели, и давно научился скрывать эмоции за маской холодного равнодушия.

Затем чья-то рука резко отдернула занавес в сторону, и стражник тотчас подтянулся и встал навытяжку. Из-за занавеса шагнул Невий Суторий Макрон, высокий мужчина с бочкообразной грудью, на вид лет пятидесяти. Одет он был в одну лишь преторианскую тунику, перехваченную на поясе ремнем. Его толстые, мускулистые руки поросли короткими черными волосами. Такие же черные волосы виднелись и в горловине его туники.

Квадратная челюсть, тонкие губы, холодный взгляд, коротко, на военный лад, стриженные волосы — все это говорило само за себя. Перед Сабином и Паллом был человек, привыкший к власти и всегда к ней стремившийся.

Лицо Палла осталось все той же невозмутимой маской, хотя увидев того, кого его хозяйка выбрала для осуществления своих целей, он внутренне улыбнулся. Сабин поймал себя на том, что при виде Макрона невольно вытянулся в струнку, хотя от него этого и не требовалось. На лице преторианца мелькнуло подобие улыбки. По всей видимости, он привык к тому, какой эффект производит на людей и наверняка получал немалое удовольствие, ощущая свое превосходство.

— Вольно, молодой человек! — пророкотал он, обращаясь к Сабину, отчего тот еще больше сконфузился. — Ты знал, кто я такой, иначе бы не пришел сюда. Назови свое имя, а затем скажи мне, зачем высокородная Антония прислала ко мне в качестве посыльных юнца вроде тебя и раба? Неужели ей было больше некого послать?

Сабин с трудом сдержал душивший его гнев: было видно, что Макрон намеренно оскорбляет его. Тем не менее он сжал в кулак волю и смело посмотрел преторианцу в глаза.

— Я Тит Флавий Сабин, а это…

— Я знаю, кто этот раб, — перебил его Макрон и опустился на табурет возле стола. — А вот ты мне интересен. Скажи, откуда родом твоя семья?

— Мы из Реате. Мой отец был центурионом во второй когорте Двенадцатого легиона «Валерия Виктрикс» и сражался вместе с нашим возлюбленным императором в Германии до того, как был уволен по состоянию здоровья. Брат моей матери, Гай Веспасиан Полон, имеет ранг сенатора и семь лет назад исполнял обязанности претора.

Сабин недоговорил, неожиданно поняв, сколь скромны заслуги его семьи.

— Да, я знаком с сенатором Полоном. Когда-то я даже был его клиентом, но, увы, он оказался слишком мягкотел и слаб, чтобы осуществить для Рима то, о чем я мечтал. Поэтому я отрекся от него, чем навлек на него бесчестье. Что будет, если в один прекрасный день тебе неожиданно захочется отомстить мне за нанесенное твоей семье оскорбление?

Сабин покачал головой.

— Я здесь исключительно по поручению высокородной --">