Анатолий Алексеевич Азольский - Полковник Ростов

своего не потратит, на то есть казна рейха, — тем более что предстоит поездка в Берлин, куда полковнику так или иначе надо теперь ехать, искать там другой «адресочек» взамен того, что так и остался не высказанным и не услышанным; предвидятся, короче, большие расходы в Берлине, где ни дармового бензина, ни жратвы по ценам, о которых лживые газеты пишут, что они «не совсем умеренные».

К 28 июня 1944 года в сухопутных силах Германии состояло несколько тысяч полковников, они различались именами и фамилиями, родами войск, погонами и петличками, опушками их, обувкой и личным оружием; у каждого были только свои орденские планки полного и половинного размера, нарукавные ленты, кресты, знаки и прочее, и прочее; за любым из них тащился шлейф послужных списков, достоверных фактов и перевранных слухов, то есть все они были особенными, ни одного полковника не спутаешь с другим полковником, и Гёц фон Ростов тоже был особенным; он умел расчетливо буянить и дерзко соглашаться с начальством, ему приписывалось выражение «А ну навались!», каким он напутствовал свои рвавшиеся в бой танки, хотя боевой клич этот впервые издал бывший кронпринц, когда повел свою свиту в атаку на французский бордель. В его службе спады чередовались с подъемами, большой урон нанес ему курьезный случай в Дармштадте, где ему, командиру роты, приглянулась однажды пикантная особа, приезжая актрисулька, которую обер-лейтенант Ростов выдал за дочь командира дивизии, привел в казино, а там языкастую красотку восторженно приняли офицеры полка. Тяжелое ранение, едва не лишившее полковника ног, укоротило ему язык и несколько смягчило его брутальный нрав, он присмирел, почти не нарывался на скандалы, нынешнюю поездку в Берлин обдумывал так, словно собирался в продолжительный рейд по вражеским тылам, и если уж рейду бывать, то надобно придумать, под каким предлогом покидать Брюссель: не объяснять же Фалькенхаузену, какая нужда гонит его в Берлин, не ссылаться же на хлопоты о судьбе фамильного поместья под Кенигсбергом! Командующий войсками Северной Франции и Бельгии прервет все просьбы и рявкнет: «Полковник Ростов! Прекратите скулеж! Каждый человек на счету! Янки совсем озверели!..» Генерала, правда, в Брюсселе нет, генерал героически затыкает собою бреши, воюя причем не с подлыми «союзниками», а с тупоумием Кейтеля и фюрера.

Двое суток валялся в номере Ростов, с момента задержания «Скандинава» уже прошло сорок два часа; можно в кажущейся безопасности извлекать из памяти детали всего того, что у шпионов именуется «провалом» и чего никак не могло произойти, поскольку все предосторожности соблюдались и были отшлифованы, но они же, подогнанные друг к другу, вызывали ныне тревожный стук сердца и стенания мышц недолеченного бедра. Человек, пришедший на встречу, мог быть кем угодно, но никак не местным немцем, не бельгийцем — и уже поэтому не знал полковника в лицо. Приди Ростов чуть пораньше — в кольцо оцепления он и сам попал бы, и хотя у полковника никто не спросит документов, он все же обозначился бы, и если бы «Скандинав» попался… Сорок шесть часов, пятьдесят, и наконец-то прибывший в Брюссель Фалькенхаузен, всего на пару часов в штаб заскочивший, принял полковника фон Ростова, выслушал, прочитал поданную ему бумагу, нашел на столе авторучку, американскую, трофей, о чем и сказал, беспощадно выругавшись и кляня заодно манеру англосаксов наиболее комфортно вести войну, приведя примером их легкие, вездесущие и ходкие автомашины. Спросил и о танках, вопрос тем более уместен, что задавался он Ростову, которого прислала сюда танковая инспекция, надо ж куда-то пристраивать увечного воина, не желавшего безбедно посиживать на пенсии до окончания войны, а та — об этом знали генерал Фалькенхаузен и сам полковник фон Ростов — вскоре завершится, и с концом ее исчезнут пенсии, дай бог самим уцелеть.

— Да не морочьте вы мне голову! — вскипел генерал, еще раз прочитав бумагу, но так и не подписав ее. — Вам же положен осмотр в берлинском госпитале! И отпуск, наконец! Какая тут к черту командировка!

Пришлось напомнить: в Берлине — строгости необычайные, таксисты обнаглели, никого не берут, пока пассажир не предъявит документ о поездке в служебных целях. Ехать же на собственной машине в Берлин — полный идиотизм, бензином там снабжаются только части СС и гестапо, — что и уломало Фалькенхаузена, подпись поставлена трофейным пером, еще один росчерк повелевал всем постам --">