Алексей Сергеевич Никитин - От лица огня

Кожевников.

— Последняя должность — начальник штаба батальона 558-го полка 159-й стрелковой дивизии.

Кожевников перевёл взгляд на особиста: 159-я дивизия была полностью уничтожена в киевском котле ещё в сентябре, как и вся 26-я армия, в составе которой она воевала.

— Долго же ты шёл, — продолжил разведчик, перенимая тон Кропалюка. — Неотложные дела в тылу врага задержали?

На это младший лейтенант не ответил ничего, но и глаз не отвёл. Всё время разговора взгляд его был уверенным и казался сосредоточенным.

Кожевников снова глянул на особиста, но тот ответил раздражённой гримасой, неожиданной и оттого пугающей. Разведчик занялся не своим делом, влез на чужую территорию, надо было срочно ставить его на место. Кропалюк уже прикидывал, как лучше осадить лейтенанта, но тут ему пришла другая мысль.

— Ты линию фронта на каком участке перешёл? — спросил он Гольдинова.

— Обошёл станцию со стороны Калиново-Попасной, вышел к Александровке. Там идёт пологая балочка — неглубокая, но извилистая, по ней прошёл на нашу сторону. Если немцы двумя батальонами под прикрытием танков пойдут в атаку с обоих флангов, а по балке незаметно пустят ударную роту пехоты, то возьмут Первомайск за час.

— Да ты стратег, младший лейтенант, — сощурился Кожевников. — Только на нашем участке танков нет. А пехоту в балку загонять никто не станет, это самоубийство.

— Танки есть, стоят к северу от Калиново-Попасной. До семидесяти машин точно, если не больше.

— Хорошо, младший лейтенант, — Кропалюк решил, что игру в прятки пора заканчивать. — Я начальник особого отдела дивизии. Ты задержан до выяснения обстоятельств нахождения на территории, временно оккупированной врагом. Иди к штабу, жди нас там, — велел он Гольдинову, а Кожевникова придержал за рукав шинели.

— Твои ребята этой ночью там были?

— Точно, там.

— Допроси его прямо сейчас и сравни с докладом твоей группы. Посмотрим, что он насвистит, а заодно своих проверишь. Целый танковый батальон на нашем участке, это не шутки. Полчаса тебе даю. А потом я за него возьмусь.

Кожевников уже понял, что выспаться ему если и удастся, то не скоро, а Кропалюк, подходя к крыльцу у здания школы, занятого штабом дивизии, вдруг вспомнил, когда и где видел этого младшего лейтенанта. Не был он тогда лейтенантом, и вообще никакого воинского звания у него, пожалуй, не было. Всё это происходило в другой, совсем другой жизни, и от этого воспоминания особист вдруг замер и так простоял несколько долгих секунд, пока видение тёплого сентябрьского вечера тридцать девятого года в Одессе не исчезло, уступив реальности сорок первого — холодному, тусклому утру позднего ноября на окраине Первомайска. Но исчезло оно не бесследно; вернувшись к штабу, Кропалюк ещё раз внимательно посмотрел на задержанного. И это был уже новый взгляд. Впрочем, говорить о том, что встречался с ним два с лишним года назад и, как оказалось, запомнил его, особист пока не планировал.

2.

Четверть часа спустя, выставив из помещения дежурного по отделу, Кропалюк внимательно и терпеливо слушал доклад своего заместителя о происшедшем в дивизии за время его отсутствия. Тоской веяло от этого доклада.

Вот взводный из 1-го батальона 937-го полка лейтенант Грушев доносит, что его непосредственный начальник, командир 3-й роты лейтенант Аклёвкин носит портянки красного цвета — красного! — и этим проявляет вражеское нутро и контрреволюционную натуру. Грушев просит наказать своего командира по всей строгости военного времени. Расстрелять он, что ли, его предлагает? На самом деле Кропалюк был уверен, что возмутили взводного не портянки Аклёвкина — кому они вообще нужны? — а то, что две недели назад на место прежнего ротного, погибшего в октябре во время отступления, назначили не его, Грушева, 1905 года рождения, а мальчишку Аклёвкина, 1918 года.

А следом политрук того же 1-го батальона сообщает, что его комбат носит нательный крест. Да скажи ты наедине своему комбату, как коммунист коммунисту, молча закипал Кропалюк, чтобы крестами не размахивал. Не хочешь сам говорить — напиши комиссару полка, в политотдел дивизии напиши. Нет, надо ему особый отдел поставить дыбом.

О цвете портянок ротного Аклёвкина, который сидит в одном окопе с Грушевым, он даже думать не хотел. В сотне метров от того окопа — враг, мощная всё перемалывающая сила, остановить которую не может пока никто в мире. --">