Derek Rain - По ту сторону рая

— Матушка здорова? Что тебя привело? — голос священника звучал совсем обыденно, но Жюли, совершенно красная от смущения, еще ниже опустила голову.

— Мне… я… мне надо с вами поговорить, — наконец выдавила она неуверенно, носом грубого ботинка ковыряя щербинку пола. — Мне больше не с кем. Мать прибьет.

Равиньян встревожился. Что-то новое появилось в ее тоне. То, чего он прежде не слышал. Жюли часто прибегала к нему, чтобы поделиться своими горестями. Она жаловалась на задиру Себастьяна, отнявшего у нее куклу, плакала по птенцу, которого сожрала кошка. Ее слезы высыхали быстро — у Равиньяна всегда находились нужные слова и пара кусочков сахара. Но тогда, Равиньян это чувствовал, к нему приходил ребенок. Сейчас передним стояла юная женщина. И он не мог объяснить, как понял это.

Он жестом пригласил ее сесть. Жюли робко повиновалась и почти тотчас же начала говорить.

— Понимаете, господин кюре, — она подняла на Равиньяна блестящие от слез глаза. Взгляд священника замер на золотистом завитке волос, выбившемся из-под чепца девушки. Он отбрасывал на бледную кожу шеи прозрачную тень. — Я дурная, наверное. Нет, я точно дурная женщина, но он любит меня, он точно меня любит и мы поженимся осенью. Он обещал!

Дыхание Жюли сбилось. Крупные слезы струились по ее щекам, капали на рубашку, но она не отирала их. — Он обещал забрать меня в город. Он устроится в подмастерья, а я буду шить. Я умею шить, я могу выполнять любую работу! Только бы Господь простил наш грех. Ах, Господи, все это так ужасно!

Закрыв лицо руками, девушка зарыдала зарыдала.

Ошеломленный, Равиньян мягко коснулся ее плеча. Он никогда не видел Жюли в таком состоянии. Время, когда хватало немного сахара, чтобы осушить ее слезы, прошло.

— Тише, дитя мое, тише, — он гладил ее по плечу, чувствуя, как тяжелеет в груди от этих, теперь уже не детских — женских слез. — Господь милостив, ты же знаешь. Он умеет прощать. Расскажи мне, что случилось, и мы вместе подумаем, как справиться с твоей бедой.

— Он всегда был несносным, — продолжила Жюли, всхлипнув, и нежная, полная материнской ласки, улыбка коснулась ее губ. — Задирал меня больше остальных.

Она осеклась и с тревогой заглянула в глаза священника. Больше всего на свете она боялась, что Равиньян осудит Себастьяна, рассердится на него. А ведь Себастьян вовсе не злой. И у него такие нежные губы. А как он добр к ней, Жюли. Почти как господин кюре. Он собирает для нее ягоды, плетет венки из васильков и ромашек, а однажды, вернувшись из города, куда ездил с отцом, он даже привез ей засахаренных фруктов, бережно завернутых в обрывок промасленной бумаги.

Губы Жюли снова задрожали. Глупая девчонка! Столько раз прибегала жаловаться на него. Как теперь господин кюре поймет, что Себастьян хороший?

Равиньян молчал. Он прекрасно понял, о ком говорит Жюли. Острый на язык и жадный до всяческих проказ, Себастьян никогда не упускал возможности задеть девочку. Казалось, они никогда не перестанут враждовать. Как же так вышло, что из всех парней поселка Жюли выбрала именно его?

Заметив прорезавшую лоб Равиньяна морщинку, Жюли залепетала:

— Вы только не подумайте дурного, господин кюре, он ничем меня теперь не обидит! Он говорит, что я теперь — его маленькая милая женушка и никто не сможет нас разлучить! Утихшие было, рыдания вырвались из ее груди с новой силой.

— Себастьян сказал, что мы ничего дурного не сделали, но я-то знаю, что это — грех! Ужасный грех, за который Господь нас обязательно накажет! Только пусть тогда меня, а не Себастьяна!

— Жюли, — мягко, но настойчиво повторил Равиньян, растроганный ее страданием. — Что за грех вы совершили, на который у Господа не хватит милосердия? Ты же знаешь — он великодушен и прощает искренне раскаявшихся. Что произошло?

Он думал о худшем. Неужели она, эта чистая, совсем еще юная душа, не устояла перед соблазном? Неужели и правда дурное семя взошло в ней обильным урожаем и дочь повторяет материнскую судьбу? Ему стало невыносимо горько, но он ничем не выдал этой горечи. Его светлые, оттенка гречишного меда глаза, по-прежнему смотрели ласково и кротко.

— Мы… — Жюли спрятала в ладонях пылающее лицо. — Ах, господин кюре… Я сама не знаю, как это получилось. Мы возвращались после праздника в честь Девы Марии. Помните, сколько там было цветов?