Ежи Анджеевский - Мрак покрывает землю

выполнять приказы и не ведать страха.

— А тебе никогда не бывает страшно?

— Страшно должно быть им, а не нам.

— Святой отец, — понизив голос, сказал дон Карлос де Сегура, капитан отряда телохранителей Великого инквизитора, — мы прибыли на место.

Падре Торквемада поднял опущенные веки. Среди домов, тесно обступивших площадь Сан Педро, собор вздымался ввысь, словно не рукотворное творение, а извергнутое из недр земли некоей страшной силой, словно эти камни и барельефы внезапно застыли в форме отвесных стен. Столпившиеся под сенью собора люди казались маленькими и беззащитными. По бокам лестницы стояли доминиканцы с зажженными свечами в руках. Их темные сутаны развевались на ветру. Колыхалось и пламя свечей. А на середине лестницы в окружении служителей инквизиции и светского духовенства высокого гостя встречали оба инквизитора толедского архиепископства: каноник собора, доктор правоведения падре Альфонсо де Торрес и доминиканец фра Гаспар Монтихо. Рядом, засунув руки в рукава сутаны, стоял приор^[5] монастыря Сан Доминго падре Бласко де ла Куеста.

Тем временем соборный колокол перестал звонить, вслед за ним один за другим умолкли все городские колокола, и на площади внезапно воцарилась тишина. К святому отцу подбежали два лучника, но Торквемада скупым жестом отстранил их и спешился сам.

Собравшиеся склонили головы.

— Благослови тебя Бог, досточтимый отец и милостивый господин, — сказал каноник де Торрес.

Ожидали, что Великий инквизитор благословит их, но он не сделал этого.

— Мир вам, преподобные братия, — помолчав немного, ответил Торквемада приглушенным и уже по-старчески скрипучим голосом. — Да пребудет благословение господа нашего Иисуса Христа со всеми, кто этого достоин.

— Аминь, — произнес фра Гаспар Монтихо.

Торквемада оглядел собравшихся.

— Не вижу, преподобные братия, среди вас представителей светской власти. Или они не знали о нашем приезде?

Молодой рыцарь в легком панцире миланской работы, отливавшем голубизной, выступил из толпы священнослужителей.

— Приветствую тебя, досточтимый отец, — не в меру громко сказал он. — Мой начальник, капитан королевского полка дон Хуан де Сантанхель поручил мне выразить вам глубочайшее почтение и извинить за то, что состояние здоровья не позволяет ему сделать это лично.

— Он болен? — спросил падре Торквемада.

— Да, отче.

— Телом или душой?

Вопрос не смутил молодого рыцаря.

— Я не понимаю тебя, святой отец.

— Что же тут непонятного? Разве ты не христианин и тебе неизвестно, чем разнятся недуги души от недугов тела?

Тот гордо выпрямился.

— Известно, досточтимый отец. Меня зовут Мануэль де Охеда, я христианин и принадлежу к дворянскому роду. И если я сказал: милостивый господин дон Хуан болен, я не мог иметь в виду его душу, поскольку у верного слуги короля и церкви она, по моему глубокому убеждению, не подвержена никаким недугам.

— Ты повышаешь голос, сын мой, значит ли это, что ты недостаточно уверен в своих словах?

Дон Мануэль сделал нетерпеливое движение.

— Досточтимый отец, если бы господин де Сантанхель не был болен…

— …он своим присутствием засвидетельствовал бы почтение и преданность вере и святой инквизиции. Не сомневаюсь в этом. И надеюсь, болезнь господина капитана не столь серьезна, чтобы помешать ему посетить нас завтра в резиденции святой инквизиции.

Дон Мануэль покраснел, отчего его смуглое лицо сделалось еще темней.

— Ты хочешь еще что-то сказать, сын мой? — спросил Торквемада.

Жаркий румянец покрыл лицо молодого рыцаря, заливая лоб и даже шею. На висках у него вздулись вены. Казалось, он не совладает с собой и вспылит.

Но тут послышался тихий голос фра Монтихо.

— Досточтимый отец, — сказал он, — посланец коррехидора^[6] желает засвидетельствовать тебе почтение.

Дон Мануэль закусил губы и молча ретировался.

— Высокородный господин коррехидор тоже болен? — спросил Торквемада.

Судейский писарь Франсиско Дос, тщедушный и согбенный, с шеей тонкой, как у больной птицы, представ пред досточтимым отцом, лишился дара речи. Он был бледен, губы у него дрожали, в голубых глазах навыкате застыло выражение испуга.

— Слушаю тебя, сын мой, — сказал падре Торквемада.

Франсиско Дос открыл рот, словно ему не хватало воздуха.

— Дон Бласко де Силос не смог прибыть лично, досточтимый отец, — --">