Игорь Иосифович Николаев - Лейтенанты (журнальный вариант)

и кормили нас жители. Взвалив на себя бутафорское (без боеприпасов) оружие, полк двинулся дальше. Я никак не мог понять: что происходит? Чтоб такой разрыв между тем, чему нас учили, и тем, что на самом деле! А если б в Глухове сидели немцы?

Старостин погиб через день — на реке Сейм мы уткнулись в немцев. “Век бы его не видать...” — сказал он о противнике — и как нагадал. Ночью пошел с разведчиками на ту сторону лично разведать ситуацию. Разведчики уцелели, а капитана перерезало очередью.

Первый день встречи с немцами — 5 сентября 1943 года — прошел у меня в мареве. Внизу, у Сейма, что-то рвалось высоко-кудряво и красиво.

На другой день немцы исчезли и мы, по-прежнему безоружные, перебрались через мелкий и неширокий Сейм. По зеленому лугу бесцельно бродили наши пехотинцы. Справа прямо из травы поднимались фермы железнодорожного моста, лежащего в выемке. Так как я со своим взводом оказался ближе всех к нему, то потом рассказывал, что именно мы взяли важный мост на магистрали Москва—Киев. Хотя никто его не брал…

Кучка бойцов сгрудилась на лугу, что-то разглядывая на земле. В полузабытьи лежал раненый немец. Зелено-серый мундир, темный воротник, белые канты. “Ух ты, фриц!” — Я во все глаза глядел на диковинного зверя. “Какой он фриц, — сказали мне. — Татарин из Казани”.

Я окончательно перестал понимать происходящее.

Вечерело. Невысоко пролетел странный двухфюзеляжный самолет. Концы серых крыльев празднично желты, на крыльях четкие черно-белые кресты. Самолет летел неторопливо, покачиваясь с крыла на крыло, словно приглядывался. Блеснул плексиглас кабины.

— Рама, — сказал Кучеренко. — Старшина фронта. Утром делает осмотр: что у Ивана делается? Вечером поверочку: что переменилось?

“Фокке-Вульф-189”, за силуэт прозванный “рамой”, — разведчик и корректировщик артогня. “Рама” тихоходна, очень вертлява и хорошо вооружена. Впоследствии я не раз видел, как наши летчики и зенитчики ничего с нею не могли поделать.

В сумерках вдали, куда отошли немцы, стали взлетать их осветительные ракеты. Желтоватые огни один за другим поднимались вдоль немецкой обороны насколько хватало глаз. Плывя по воздуху, плавно снижаясь, гасли. Тут же взлетали новые. Кучеренко объяснил:

— Он (“он” — немцы) фонари всю ночь вешает.

— Зачем?

— Чтоб Иван не застиг. Попал в его свет, замри, а то — пуля.

Наша сторона “фонарями” не светила. Заведено было — ночью себя не показывать. Зато немцы, не боясь, обозначали свой передний край. Почему? Кто его, фрица, разберет...

Ракеты были на шелковых парашютиках. Извлекаемые из невыстреленных патронов служили носовыми платками тем, кто имел обыкновение платками пользоваться.

Нас нагнал обоз. Появились кухня и, как ни в чем не бывало, ротный. По-моему, он так и не слезал с повозки. Нашел на войне свое место и надеялся выжить? Но это я понял потом, за Днепром, когда сам превратился в одинокого волка. Повезло — успел превратиться, потому и уцелел.

После гибели Старостина, после десятидневных бессмысленных блужданий, глядеть на нашего ротного было неприятно.

Город Конотоп запомнился складом сахарного завода. Мы, сверх казенного питания, несколько дней ели сахарный песок. Его несли в карманах, в вещмешках, в пилотках — вперемешку с мусором и табаком. Пили “чай” — кипятили на костре полкотелка воды и бросали туда полкотелка сахару. Заварки у нас не было.

За десять дней марша я понял, что вопреки пропаганде мы как люди, как личности на этой войне значения не имеем. Заботиться о себе нужно самому. Выполняя боевую задачу, прежде всего думать о жизнях — собственной и подчиненных. У меня был союзник: БУП-42 (“Боевой Устав пехоты 1942 года”). Написанный светлыми головами Генштаба по анализам катастроф лета 42-го, устав был утвержден Сталиным. Ссылки на сталинский БУП-42, где жестко говорилось о грамотной организации боя и было четко записано, кто из начальства за что отвечает, сразу охлаждали бездарную ретивость вышестоящих. Я был упрямым законником, а начальство в пехоте, за редчайшими исключениями, — малограмотным.

Мы еще потихоньку двигались к линии фронта, а там уже началось крупномасштабное наступление, позже окрещенное “Битвой за Днепр”. Немцы уперлись — наступление стало зримо проваливаться. Поставленная на вспомогательном направлении 60-я армия генерала Черняховского неожиданно легко проткнула немецкую оборону. Обрадовавшись --">