Лен Джованитти - Кавалер ордена Почета

вам морочат голову; но послушайте, что я расскажу, послушайте внимательно. Однажды такая вот старуха швырнула миску с горячей, как огонь, гуковской жратвой в лицо моему дружку. Потом бросилась на него с ножом длиннее, чем язык вашей матери. Ей было наплевать что я рядом. Она убила бы ослепленного балбеса, если бы я не проткнул ей глотку штыком. Да, да, для этого и служат штыки. Для ближнего боя. Особенно когда магазин пустой. Да, пустой, потому что вы истратили патроны, умиротворяя косоглазых. Но главное не в том, когда применять штык. Самое важное — распознать противника. А во Вьетнаме это каждый небелый сукин сын. — Но, сержант, я тоже не…

— Или нечерный, — добавил сержант и осклабился. — Нет ли в вашей роте еще краснорожих индейцев?

— А я красношеий^[1], сержант, — протянул чей-то голос, — не проткните мне глотку.

— Не носи черную пижаму, — ответил сержант, — и ничего с тобой не случится. А теперь займемся рукопашным боем. Вам еще надо учиться и учиться убивать.

К концу начального курса боевой подготовки я возненавидел нашу армию. Эта организация находилась в состоянии постоянной напряженности из-за раздоров между двумя враждебными группами: одна из них — сплоченная группа профессионалов, олицетворяющих аппарат власти; другая — зеленые новобранцы, преимущественно призывники, недовольные этой властью и старающиеся исподтишка ей насолить. Я принадлежал к третьей группе — добровольцев, которые признавали власть, главным образом чтобы избежать неприятностей. Это было нелегко. Живя с недовольными, мы часто подвергались наказаниям за их проступки. У нас не было выхода, и это нас мучило. Впрочем, мне удавалось выходить из положения лучше многих других. Семь лет организованной рутины благотворительного приюта подготовили меня к более строгой армейской дисциплине. Я не подвергал сомнению власть, держал свои мысли при себе и благополучно прошел курс обучения молодого солдата.

Однако, когда поступило распоряжение о посадке на суда, я чувствовал себя неподготовленным к встрече с противником. Попытки инструкторов развить у меня инстинкт убийцы не увенчались успехом. Каждый раз, когда мне приказывали воткнуть штык в чучело, крича при этом «Бей!», — я неумело, скованно наносил удар. Не более искусным я был и в других видах рукопашного боя. Каратэ и дзюдо мне казались такими же отталкивающими, как штыковой бой. Инструкторы испытывали ко мне отвращение, и я не могу их винить. Меня никак не привлекала служба, к которой меня готовили, и никакие предостережения не действовали. Мне говорили, что шансы выжить будут невелики, если для спасения своей жизни мне потребуется перерезать человеку горло или выколоть глаза.

К моему удивлению и удовлетворению, я искупил свои грехи на стрельбище. Я быстро овладел простым искусством плавно, не дергая, нажимать спусковой крючок и заслужил звание отличного стрелка из винтовки.

К счастью, мне так и не пришлось встретиться с противником в рукопашном бою, но искусство стрельбы из винтовки очень пригодилось.

4

Во Вьетнаме пехотинцу не требуется много времени, чтобы стать ветераном войны. За две недели я видел много случаев жестокости и убийства и быстро научился заботиться о себе.

Мой взвод расположился лагерем на плато в Северном нагорье около деревушка Камбинь. Горцы нас не тревожили, но долина и холмы на западе были территорией Вьетконга. Наша задача заключалась в патрулировании с целью обнаружения в уничтожения противника в долине с применением всех имеющихся огневых средств, предпочтительно боевых вертолетов и артиллерии. Мы быстро научились воздерживаться от нападения на противника с одними минометами и винтовками. Если вы подошли настолько близко, чтобы уничтожить его ручным оружием, значит, этого расстояния достаточно для того, чтобы и самому быть убитым. К лету 1968 года никто не рисковал без крайней необходимости. Вьетнамцам, напротив, при отсутствии у них вертолетов и ограниченном количестве артиллерии, гораздо выгоднее было приблизиться к нам на досягаемость ружейного огня. Мне скоро стало ясно, что разница в наших позициях заключается в том, что они воюют, чтобы победить, а мы — чтобы остаться в живых за 365 дней, которые нам положено здесь отбыть. Мой инструктор был прав. Вьетнамцы, невзирая на неравенство сил, рискуют жизнью, чтобы уничтожить нас. Другое дело мы. Если у нас не было решающего превосходства, мы --">