Юрий Павлович Герман - Далеко на севере

проговорили до утра. В разговоре случилось так, что мне пришлось назвать свою профессию, а потом и фамилию.

— Нет, что-то не читал, — подумав, признался майор, — но приходилось.

Уснули мы утром, а когда я проснулся, увидел Натащу, которая, сидя у столика, что-то чиркала в своей толстой тетради. Майор сидел с ней рядом. Я вновь закрыл глаза.

— Ты ему скажи, — шепотом произнесла Наташа, — мне неудобно, а ты скажи.

— Нет, ты сама скажи, — ответил майор, — дневник твой, ты и скажи.

— Может, он сам спросит?

— Поскольку ты отказала, чего же ему еще спрашивать.

— Ну и не надо, — обиженно сказала Наташа. — Зря только все почти фамилии замазала.

Я понял, что речь идет о дневнике, сел ни своей лавке и вмешался в разговор.

— Он нечаянно вес слышал, — сказал и, — Он будет очень благодарен, если ему, несмотря на вчерашний отказ, сегодня дадут дневник почитать.

Наташа покраснела и засмеялась.

— Да, но вам скоро выходить, а мы едем до Москвы, — сказала она. — Теперь уж вы не успеете прочитать.

Мне стало досадно. До станции С. мы почти все время молчали. Дневник лежал на столике, я старался на него не смотреть.

Но когда поезд уже подходил к станции, майор вдруг взял тетрадь, протянул ее мне и несколько сконфуженным баском сказал:

— Вот что… Мы такое решение приняли… Вы тетрадку возьмите. Берите, берите, ничего. В тетрадке в этой Наталья старалась нашу жизнь, то есть ее жизнь, записать, как она была. Одним словом, попросту. Может, вам пригодится, а не пригодится, вы перешлете тетрадку по адресу моей мамаши, там записано. Если пригодится, тоже перешлите потом. А может, еще и встретимся, в жизни всякое бывает…

Я взял дневник. Наташа смотрела из-за плеча майора тревожным взглядом на заветную свою тетрадь.

— Может, опишете ихнюю медицинскую жизнь поправдивей, — сказал майор. — Вообще дело, конечно, ваше. Только мы будем вас просить без Наташиной фамилии. А может быть, мы пустяки говорим, может быть, тетрадь вовсе вам и не пригодится.

Все пассажиры, едущие до станции С. уже вышли из вагона, новые занимали свои места. Паровоз загудел. Мы попрощались.

А вечером, лежа на жесткой койке, при свете огарка я читал мелкие Наташины строчки и вспоминал синие Наташины глаза, ее смех, манеру говорить и наше чаепитие в зале ожидания далекой северной станции.

ПРЕДИСЛОВИЕ НАТАШИ ГОВОРОВОЙ

На всякий случай я все фамилии переменила, потому что, например, тот мой товарищ, которому я дала фамилию Зайченко, может обидеться, если сохранить его имя, отчество и фамилию полностью. Или Лева. Тут я просто вычерпнула фамилию вовсе. А вообще, так как часто я описываю личную жизнь или, например, наружность, то лучше пусть фамилии будут изменены. Вот Русаков. Я написала, что у него рачьи глаза, или что он напоминает кота. Сразу бы обиделся и рассердился. Или, например, военврач Роллон, он всегда обижается, если ему говорят, что он трещит как пулемет. У людей есть разные манеры, и я кое-что зафиксировала. Так уж пусть лучше останутся характерные черты всех тех, кого я полюбила за это время, чем фамилии без характерных черт. Так мне кажется.

С приветом

Н. Говорова, медсестра.

ПОСЛЕДНИЕ СТРОЧКИ ДОВОЕННОГО ДНЕВНИКА

… И Маруся рассердились. Очень странно с ее стороны, потому что она сама меня просила купить голубенький креп-сатин, а голубенького я не нашла и купила тоном потемнее — синеватенький. Подумаешь, несчастье — синеватенький, а она вдруг разобиделась.

— Конечно, я тебя слишком затруднила, конечно, ты переутомилась, конечно, тебя затолкали, но я между тем уверена, что если бы ты покупала для себя, то купила бы жоржет голубенький, ты же знаешь, что я вообще сатин не люблю, и хотела только из-за цвета, а цвет оказался другой, и если бы ты ко мне хорошо относилась, то подумала бы…

И пошла. Конечно, я виновата. Мне следует заняться воспитанием характера. В магазине было очень жарко, меня затолкали, а откладывать на воскресенье из-за Сестрорецка мне не хотелось. Идти в магазин в воскресенье — это значит не ехать в Сестрорецк. Но я должна была отказаться от Сестрорецка, если обещала Марусе выполнить ее просьбу. А для этого у меня не хватило силы воли.

Надо анализировать своп поступки и осуждать в себе то, что скверно. А я, к сожалению, мало анализирую и живу как амеба.

И вообще так не годится. Сегодня уже --">