Александр Васильевич Ежов - Поединок

Рисковать водителем лейтенант не мог, а стрелка посылать и вовсе не резонно: он должен отбиваться. Петя Савельев считался метким стрелком. «Пойду сам», — решил Гаврилов и приказал:

— Вот что, ребята. Держитесь тут как подобает. А я уж как-нибудь доберусь. Не унывайте. Не оставлю в беде.

И он вывалился из танка, упал кулем возле гусеницы. Заметили его фашисты или нет — он не мог понять. Стрельба продолжалась. Пули свистели, и он прижимался все ниже и ниже, боялся поднять голову и ждал, когда приутихнет пальба. Петя Савельев отстреливался. Командир чувствовал его поддержку и осторожно, разгребая неглубокий снег, пополз в сторону леса. Полз и оглядывался: из танка стреляли. «Только поскорей выбраться бы из этого ада, только бы скорей», — думал он и зорко осматривал подходы к болоту, прикидывал, где лучше пройти тягачу. Наконец он оказался в неглубокой канаве. Пули уже не опасны были для него; они цвикали выше головы, и лес был совсем рядом. Еще один рывок — и он будет близок к цели: тут вот рядом лес — и по лесу пойдет во весь рост, свяжется со штабом и выручит друзей. Командование даст ему тягач, и под покровом тьмы он вызволит танк из опасной западни. Держитесь, ребята, держитесь!

С надеждой подумав об этом, он решил в последний раз посмотреть на танк и уж затем решительным рывком проскочить к лесу. Ведь лес был совсем рядом, каких-нибудь шагах в десяти виднелся густой кустарник. Он посмотрел на танк и вдруг с ужасом увидел, как в башню угодил снаряд. Он не только увидел, но и услышал, как искрометный ком металла шлепнулся о броню, как машина вздрогнула и замерла. «Неужели все кончено?» — обожгла его страшная мысль, и он окоченел от испуга, и все смотрел в сторону танка, ждал, будут ли из него стрелять. Но друзья не стреляли. «Что с ними? Может быть, ранены или убиты?»

Он размышлял о том, что же делать дальше? Как быть? Пробираться в тыл, без личного состава, одному? Но имеет ли он на это право — командир танка, офицер? Нет, не имеет он таких прав. Морально не имеет. Он должен вернуться. Умереть, но выполнить свой долг перед теми, кто там остался.

И он пополз обратно. Каждый метр давался ему с неимоверным трудом. Смерть была совсем рядом, она могла его настигнуть каждую минуту, каждую секунду. Когда вблизи рвались снаряды, он слегка вздрагивал и пригибал голову к рыхлому снегу. Передохнув, опять полз, прижимаясь как можно плотнее к окоченевшей земле. Время тянулось томительно долго, и, пока он добирался до машины, показалось, что прошла целая вечность.

Наконец он коснулся рукой гусеницы, и почувствовал, как она холодна. Но что делать дальше, как попасть туда, в танк? Под днищем к аварийному люку не подобраться: «КВ» изрядно увяз. Забираться наверх — сразу заметят и подстрелят. Ждать, когда настанет ночь, — тоже рискованно, фашисты в любую минуту могут пойти на захват танка, и обороняться ему там, под защитой брони, во сто крат легче.

И он пошел на риск. Быстро вскочил на ноги, схватился руками за холодную кромку брони и открыл верхний люк. Все же успел открыть, и в это мгновение пуля ударила ему в правую ногу. Он чуть не вскрикнул от жгучей боли, почувствовал, как теплая кровь заполняет сапог. Он подтянулся руками и головою вниз, провалился в темное отверстие, где пахло гарью и кровью.

В тесной кабине танка первым делом огляделся: глаза постепенно привыкали к полутьме. Вот он увидел Киреева, тот полулежал в неестественной позе: голова водителя безжизненно упала на правое плечо. Гаврилов взял Ахмета за плечи и в самое ухо прокричал:

— Ахмет, ты жив?!

Киреев не отвечал. Савельев тоже был мертв. Лейтенант стал осматривать башню. Пробоин не оказалось. «Как же так сразило сразу двоих?» — подумал он и, приглядевшись повнимательней, понял все — от сильного удара разлетелось прицельное приспособление, осколками его и убило башенного стрелка и водителя.

Командир танка заметно слабел от потери крови и наконец вспомнил, что надо немедленно перевязать рану, иначе и он, последний защитник могучей машины, может погибнуть. А ему умирать нельзя, он должен бороться, мстить за своих друзей. Корчась от страшной боли, еле снял сапог, туго забинтовал голень, но боль не проходила — видимо, задело берцовую кость.

«Только бы не потерять сознание, держаться, держаться», — мысленно приказал он себе и поглядел в смотровую щель. Впереди виднелись редкие кустарники, земля была изрыта снарядами, снег перемешался с рыжей землей, а --">