Михаил Николаевич Алексеев - Солдаты

лежащим на земляных нарах. — Какого ж биса вы лежите? Подойдите до хлопця! Це ж наш новый разведчик–подрывник. Вместо Вакуленка. Товарищ сержант!..

С нар сполз низкий, коренастый младший командир. Поняв, что это Шахаев, Яков доложил:

– Рядовой Уваров. Сапер. Прислан в ваше распоряжение.

– Сержант Шахаев. Командир группы разведчиков, — сказал коренастый и застенчиво улыбнулся. Потом добавил: — Вот и хорошо, что прибыли. Знакомьтесь с бойцами.

Третий разведчик, должно быть, самый молодой — больше двадцати не дашь, — белобрысый, с озорными, навыкате светлыми глазами, в трофейной плащ–палатке, пятнистой, как шкура африканской саламандры, быстро сунул свою шершавую ладонь в руку Уварова. Затем бросил на него оценивающий взгляд, словно покупатель, толкнул упругим кулаком в грудь, торжествующе заключив: «Наш!», оскалил крепкие зубы и, театрально изогнувшись, доложил:

– Семен Ванин! Лихой разведчик, мастер ночного поиска. Десять раз ходил за «языком» — и все безрезультатно. В одиннадцатый — чуть было свой не оставил…

– Не велика была б потеря, — перебил четвертый, появляясь откуда–то из темного угла. Высокий и тонкий, он пригнулся, чтобы не задеть потолок своей головой, поправил очки на длинном с горбинкой носу.

– Аким Ерофеенко. Будем знакомы. Откуда к нам? Какими судьбами? Собственно, это я зря спрашиваю…

– Зря, зря, Акимушка, — в свою очередь перебил его Ванин.

Но Аким, не слушая его, продолжал:

– Об этом поговорим потом. Присаживайтесь на нары, будьте как дома.

Ванин стоял рядом, щурился, следя за Акимом. Ему, по–видимому, хотелось во что бы то ни стало развеселить Ерофеенко. Белые ресницы разведчика часто мигали. Он что–то быстро соображал. Вдруг его физиономия сделалась пресерьезной. Он посмотрел в глаза Акима и сказал испуганным голосом:

– Аким!

– Ну что тебе, Семен?

– Очки!..

– Что очки? — встревоженно спросил Аким, хватаясь за переносицу.

– На носу, — спокойно объявил Ванин.

Но и это не помогло: Аким не рассмеялся. Что–то беспокоило солдата. Да и самому Сеньке, если честно признаться, не особенно хотелось сейчас балагурить: он хорошо знал, чем тревожились сердца его товарищей. То, что предстояло им сделать, было не совсем обычным даже для них, опытных разведчиков, — и это волновало. Может быть, именно поэтому Сеньке и хотелось развеселить друзей. Во всяком случае, он сделал еще одну попытку.

– Тебе, Аким, профессия разведчика противопоказана, — вдруг начал он убеждать Ерофеенко, употребляя медицинский термин, услышанный им в армейском госпитале. — Ну какой из тебя разведчик? Высок, как колодезный журавель, тебя же за версту видно. Траншею трехметровую нужно. Противопоказано для разведчика? Противопоказано. Ты, наконец, в очках. По их блеску тебя сразу немцы обнаружат — для немцев готовенький «язычок». И вот сейчас собираемся ведь… — Но Ванин почему–то осекся, не стал говорить о предстоящем. — Нет, не выйдет из тебя хорошего разведчика…

– Видишь ли, Семен, — спокойно возразил Аким, — кому что дано природой, тот тем и располагает. Тебя, например, глаза выручают, ну, а меня…

– Голова, скажешь?

– Допустим. A потом, что ты ко мне привязался? Нашел время для болтовни. И что, собственно, тебе от меня нужно?

– Вот опять «собственно»! Когда ты оставишь это глупое интеллигентное словцо, Аким? Ты бы лучше послушал, что умные люди говорят…

– Уж не себя ли ты умным–то считаешь?

Но Ванин пропустил это мимо ушей.

– Я бы вот что посоветовал тебе, Аким. Подавайся–ка в наградной отдел. Самое подходящее для тебя место — писарем там работать.

– Почему, собственно, в наградной? — удивился Аким, явно заинтересованный этой новой выдумкой Сеньки.

– А потому, ученая твоя голова, что наградные листы будешь на меня заполнять. Писарь из тебя выйдет в самый раз. И почерк у тебя недурной, и в грамматике ты силен.

Аким улыбнулся. В сущности, ему, как и всем, нравилась Сенькина болтовня. Как бы там ни было, а он любил этого белобрысого пустозвона. Аким преотлично понимал Ванина: всякий раз, когда разведчикам предстояло сделать что–то очень серьезное, связанное с большим риском, Сенька начинал балагурить. Особенно любил подтрунивать Сенька над Акимом. Пинчук, например, всегда с удовольствием прислушивался к их перепалке. Сейчас он от души хохотал, толкая в бок Шахаева, который молча скалил белые зубы и --">