Алексей Владимирович Гребиняк - Мятежные крылья

— Рудольф! — из кустов заплетающейся походкой вышел лейтенант-танкист Педро Кастилло, давний собутыльник Мендеса. — Рудольф… черт тебя дери… что тут происходит? — вытаращился он на дымящегося капитана, потом посмотрел на ребят, на костер, на меня — и вдруг с неожиданной для забулдыги ловкостью выхватил из кармана револьвер.

— Да тут задета честь офицера! — взревел он.

Я не успел ничего сделать, как вдруг револьвер словно бы сам по себе вылетел из руки лейтенанта, а над окрестностями разнесся жалобный хруст и предсмертный взвизг лопающихся струн, а вслед за тем и крик Педро. Это Хосе с размаха ударил его по руке своей любимой гитарой. Револьвер упал к моим ногамг. Обезоруженный лейтенант, отскочив, споткнулся и, ударившись затылком о мостовую, отключился следом за Мендесом. Я нагнулся и подобрал его револьвер, открыл барабан и высыпал на ладонь желтые патроны. Потом швырнул оружие в одну сторону, а патроны — в другую. Все молчали. Но я знал, — если что, вмешались бы все.

— Спасибо, Хосе! — сказал я. Смерть снова прошла на волоске от меня.

— Не за что, — усмехнулся он.

— Не жалко было гитару?

— Твоя шкура дороже.

Я молчал, не зная, что ответить.

— На сегодня все, ребята, — произнес Хосе. — Никто ничего не видел. Айда по домам…

Его слова всегда обладали какой-то магической силой. Ребята и девчата молча растворились в темноте, кивнув мне напоследок. Не прошло и нескольких секунд, как рядом никого не осталось. Только Хосе и два бесчувственных тела.

Я присел на корточки и собрал обломки гитары. Хосе помог мне. Мы бросили их в костер и стали смотреть, как они горят. Дым костерка быстро стал пахнуть как-то по-особенному — наверное, потому, что дерево было пропитано лаком.

— Струны-то забери, — зачем-то сказал я.

— Заберу, — согласился он.

— А где Мария? — вдруг словно очнулся я. — Она же была тут…

— Она ушла туда, — Хосе махнул рукой вглубь парка. — Догоняй ее, Мишель. Еще увидимся…

Я вскочил и бросился за ней, позабыв попрощаться с Хосе. Он остался сидеть у костра, в котором сгорали остатки его гитары, и грел над ним руки. А я бежал, лавируя среди деревьев, туда, где впереди сливалось с темнотой фиолетовое платье Марии, и кричал, кричал во всю глотку:

— Мария! Подожди! Это я, Мишель! Стой!

Она бежала молча. Просто удивительно, как она быстро бегает на каблуках по парку. Я мчался следом, тщетно пытаясь нагнать ее, — а темнота становилась все более густой и вязкой, ветки хлестали меня по лицу, цеплялись за ноги, и я продирался сквозь тьму и заросли, безнадежно отставая с каждой секундой… Сначала я перестал видеть деревья, мимо которых пробегал, потом погасли звезды, чуть погодя мне стало все труднее становится переставлять ноги, будто бежал я по пояс в болотной тине… И вот, наконец, я понял, что не могу больше двигаться. Я увяз в загустевшей тьме, как в болоте.

— Мария! — крикнул я. Мой голос отозвался эхом со всех сторон, но любимая не ответила. Она пропала в этой тьме бесследно, и даже звук ее каблуков уже не был слышен.

— Мария!

Молчание. Только эхо вдалеке снова и снова повторяет ее имя…

…Я проснулся в холодном поту и, опомнившись, сел на измятой постели. За окном занимался рассвет. В полной тишине я нащупал на столике сигареты и зажигалку и, выйдя на балкон, торопливо затянулся, глянув на гаснущие звезды. Подумал, что кошмар неспроста снится мне уже какой раз. Словно умерший друг хочет меня о чем-то предупредить…

Я последние дни почти не высыпался, и потому стал похож на сонную муху, хотя вроде бы все располагало к отдыху. Побережье Флориды и красивые девчонки — что еще надо холостяку для райской жизни? Однако отдыхать было некогда. Я мотался с друзьями по окрестным аэродромам и аэропортам, разыскивая нужные нам самолеты и запчасти. В ближайшее время мне предстояло покинуть эти берега и отправиться на Кубу, где полным ходом шла партизанская война.

И все чаще мне снился тот августовский вечер, когда все пошло наперекосяк…

Гм, какое путаное начало… Складно рассказывать я никогда не умел. И все-таки попробую начать с самого начала…

Быть может, станет чуть понятнее…

Глава первая