Петр Андреевич Павленко - На Востоке

Осуда долго не мог окончить речи. Она ежеминутно прерывалась криками одобрения. Закончив речь, он предложил выбрать постоянный совет города Сен-Катаямы братским поднятием рук.

Из рядов под музыку, песни и слезы двинулись к трибуне избранные. Они поднимались к Осуде и, представ перед народами, избравшими их, произносили, как присягу, обещание жить и умереть вместе со всеми. Вот поднялся сморщенный Ван Сюн-тин, в больших железных очках, придававших глазам вид удивленный, как бы растерянный. Ряден с ним твердо стал, покручивая седые усы, Василий Луза.

Переводчики еще досказывали ко всеобщему сведению его удивительную биографию, когда учитель Шуан Шеи помог взойти на трибуну Варваре Хлебниковой.

Легким прыжком пробежал Ю Шань, за ним японский солдат Хаяси, японский шахтер Иошино, японский рыбак Озаки, за ними Тарасенкова с угрюмым Цоем.

Нанайцы вывели из своей колонии подростка лет семнадцати, прося включить его в число избранных, потому что он брат Бен Ды-бу, бомбардира, и будет полезен храбростью.

Сразу же после парада начались игры и представления на открытом воздухе, переходившие в маленькие митинги с десятками возбужденных ораторов.

Радиорупоры наперебой сообщали о поступавших приветствиях городу, о восстании в Шанхае, о том, что революционной харбинской промышленности нужно две тысячи металлистов, пятьсот электриков и монтеров, двести мукомолов, что избрано манчжурское народное правительство, в котором Чэн — комиссар военных дел, а старик Ван Сюн-тин, огородник, — председатель Чека. Землячества выбирали будущие советы своих районов, вспоминали старых товарищей.

Неистовое возбуждение народа не угасло и к вечеру. В такие дни нет предела человеческим силам, выносливость становится вдохновенной, способной на величайшее геройство. Десять тысяч человек, охваченных огнем великой гражданской страсти, равны сотням тысяч подневольных солдат, а взятые в одиночку, они — командиры, они — вождя, они и тогда действуют от имени тысяч.

IV

Вечером собрались у Осуды. Варвара Ильинишна, будто вывозя дочку впервые, явилась, держа Ольгу за руку. Она была все той же, громоздкой и говорливой, чуть лишь медлительнее и, как прежде, как, по-видимому, всегда, отлично знала всех в лицо и по именам.

Луза и Ван Сюн-тин, пришедшие раньше всех, составляли сложные напитки, мешая разные вина и сдабривая смесь горчицей и перцем.

— Это от ревматизма, — говорили они друг другу. — Это от головной боли, — и хохотали медленным стариковским смехом.

Хозяина еще не было. Пышный Черняев, тяжело вздрагивая оплывшим лицом, озабоченно носился вокруг стола, передвигая тарелки и что-то уточняя в общем распорядке.

Варвара Ильинична кивком головы велела ему подать себе стул и села рядом с Лузой.

— Это что, вино? — небрежно спросила она.

— Нет, это так себе, опыт один делали, — неясно ответил Луза, далеко отставляя стакан.

— Ну, как? Дождался? — тихо спросила она Василия. — Видал, как народ тысячами валится? Твои-то целы?

— Какое! Землю — и ту узнать невозможно. Где дом стоял — река бежит ныне.

— Зять-то мой… Отличается.

— Как не слыхать! Войну плечо к плечу начинали.

Но разговор не ладился. Варвара знала о Василии Лузе столько же, сколько и сам он, а Луза вспоминал о Варваре Ильинишне ежедневно и как будто уже давно и досыта наговорился с ней о житейских делах.

Выручил Ван Сюн-тин.

— Надо мне одна фабрика исделать, — таинственно сказал он Варваре.

Речь шла о военной мастерской, которую Ван Сюн-тин предполагал организовать где-то в глухих лесах Манчжурии, и ему нужны были опытные люди. Варвара предложила ему прислать партизанских жен на выучку в Сен-Катаяму. А Ван Сюн-тин, говоря, что никаких жен и детей теперь у них нет, все — бойцы, рассчитывал, наоборот, захватить человек тридцать женщин отсюда. И разговор, полный взволнованности, начался, все более оживляясь и разрастаясь. Ван Сюн-тин рассказывал, как приходится строить новую жизнь на полях сражений, как манчжурские крестьяне распахивают окровавленные и дымящиеся поля, как заселяют они брошенные окопы, делят помещичью землю, а Варвара, всплескивая руками и радостно вскрикивая, перебивала огородника рассказами о корейцах, точь-в-точь похожих на вансюнтиновских китайцев, будто они невзначай, сами того не зная, говорили об одних и тех же людях, об одних и тех же местах. Схожесть рассказов создавала --">