Геннадий Иванович Гончаренко - Годы испытаний. Книга 3. Разгром

постоянно вспыхивают серьезные разногласия, особенно сейчас, в вопросах ведения войны. Но Вейхс, как и многие высшие германские чины, был вполне удовлетворен службой. Им доверяют, их имена окружили ореолом славы, поручали самые ответственные военные операции и щедро награждали. А то, что иногда до унижения разносили и ругали, то это считалось обычным явлением во взаимоотношениях начальника и подчиненных.

Вейхс постепенно успокаивался. И теперь резко обвинивший его в своем докладе Гальдер и этот любимчик фюрера Иодль уже не казались ему такими негодяями, как он о них думал. Не так остро уже чувствовалась после окончания совещания эта обида, задевающая его полководческое самолюбие. «Они, как и я, на службе, — думал он. — Все же фюрер не только им, но и мне верит. Иначе он не стал бы вызывать меня в свою резиденцию, интересоваться моим мнением, как скорее покончить с этим проклятым Сталинградом».

За время командования группой армий, наступающих на Сталинград, Вейхс все больше озлоблялся, особенно с каждой неудачей, и теперь уже жгучая ненависть к Сталинграду распирала его. Он угадывал каким-то шестым чувством, что фюрер не случайно устроил ему этот самый трудный военный экзамен. Если он, Вейхс, его выдержит, то Гитлер наверняка его приблизит. (Давно уже поговаривали, что он недоволен службой генштаба). Кто знает, может, тот же Гальдер и другие высшие начальники будут ходить в его подчинении. Ради такой далеко идущей перспективы стоило отчаянно бороться, напрягая все силы, выжимая все из войск, которыми он командовал. Кто упрекнет его, если он пожертвует всеми ими и хотя бы с одной ротой солдат из личной охраны останется в живых после падения последней большевистской крепости на Волге? Важны конечные результаты. Победителя не судят. Придется по приезде дать основательную взбучку этому интеллигентному штабнику Паулюсу и встряхнуть спокойно-равнодушного Гота. Конечно, при этом надо обязательно их вдохновить, каждого заинтересовать. Рассказать им, как фюрер лично инспектировал новые резервные дивизии, которые он посылает к нам в Сталинград. Намекнуть об обещанной щедрой награде и повышении.

Тем же вечером, после короткого семейного ужина, барон фон Вейхс в прекрасном настроении вылетел с берлинского аэродрома Темпельсгоф специальным самолетом в сопровождении эскорта «мессершмиттов» в штаб группы армий южнее Старобельска.

А спустя неделю, после совещания поздним вечером, когда Гитлер ходил, вспоминал и посматривал на висевшую стратегическую карту, на которой толстые угрожающие клещи стрел смыкались за Волгой, к нему в кабинет вошел адъютант Гюнше. По его лицу было видно, что он чем-то расстроен.

Гитлер бросил на него подозрительный взгляд:

— Что случилось? Что-либо произошло?

Гюнше чуть кивнул:

— Да, мой фюрер, есть неприятные новости».

— Докладывайте. — Гитлер посмотрел настороженно, вскинул голову, чуть пригнулся, будто изготовился к прыжку.

— Русские переправили через Волгу свежие силы. Они оттеснили наши войска там, где мы контролировали их переправы.

Гитлер мрачнел, набычившись. Он бросал исподлобья злые взгляды то на Гюнше, то куда-то в потолок. И вдруг ударил по столу кулаком, взвизгнув от негодования:

— Бездельники, шарлатаны, поразъехались, сбежали с фронта. Почувствовали приближение победы, потянулись на отдых. Немедленно пишите мой приказ. Я отменяю все приказы барона Вейхса об отпусках офицеров. Всех немедленно вернуть в свои части. Я никого не пощажу, если кто не выполнит мой приказ о Сталинграде. Передать лично Паулюсу мой приказ — утраченные позиции на Волге вернуть во что бы то ни стало!

2

Вернувшись в начале сентября из госпиталя на прежнее место службы под Сталинград, командир дивизии полковник Нельте нежданно-негаданно получил отпуск. И вот он в пути. Поезд торопился, будто он знал, что Нельте уже был сердцем там, дома, и стремительно проносился мимо одиноких железнодорожных будок, опустевших станций, притихших, будто вымерших немецких деревушек с островерхими кирхами. Нельте глядел в окно, и все это давнее, знакомое радовало его душу, было ему близким и родным.

Стояли жаркие, по-летнему погожие сентябрьские дни, но осень уже заметно вступала в свои права, усыпая щедрым золотом листьев улицы станционных поселков и городов, все дороги и автострады.

В открытое окно врывался освежающий, пряно пахнущий увядшей листвой ветер, и он не --">