Алексей Петрович Нагорный , Гелий Трофимович Рябов - Повесть об уголовном розыске

этажа, где касса. Запоминай: ровно в два часа дня ты со спецмешком подойдешь к кладовой и попросишь, чтобы Зина тебя впустила. Нормально? - Пашутин поставил фишки на план. - Это - ты, а это - она.

– Нормально… - с трудом выдавил Витька. - Почти каждый день что-нибудь привожу. Она привыкла. Впустит…

– Вот пакет.

Витька взял и едва не уронил пакет - он был очень тяжелый. На этикетке было написано: "Платина листовая, 100 листов, 2 кг".

– Настоящая? - спросил Витька.

– Чугун. Заполни бланк сопровождения. Заранее. Войдешь - передашь ей. Может быть так, чтобы она открыла сейф и спрятала пачку только после твоего ухода?

– Не думаю, - Витька пожал плечами. - Обычно она открывает сейф при мне.

– Значит, так, - Пашутин передвинул костяшку. - Ты вошел, передал ей пачку, она открыла сейф… Дверь у него какая? Легкая?

– Полметра толщины. Килограммов сто.

– Значит, сразу не захлопнет?

– Нет…

– Ну и ладно. Значит, она открыла сейф.

– Да хватит повторять одно и то же! - заорал Витька. - Я не долдон, понял уже…

– Она открыла сейф, - невозмутимо повторил Пашутин. - А ты - входную решетку. Ясно тебе?

– Ясно мне. - Витька напрягся. - А потом?

– Жива будет, - успокоил Пашутин. - Твое дело - сторона. Откроешь решетку - и вали с богом. Кто войдет, что сделает - не твоя печаль. Жива будет, и все. Сразу поедешь к теще Бородаева, она знает, куда тебя определить. Уляжется все - встретимся, получишь расчет, - Пашутин помолчал выжидающе, потом спросил с ехидцей: - Что же не поинтересуешься, сколько?

– Сколько? - машинально спросил Витька.

– Десять тысяч! - благоговейно произнес Пашутин. - Тебе такие деньги и во сне не приснятся. То-то жизнь настанет! Любые джинсы - твои!

– Дурак ты, - безразлично сказал Витька. - Я пошел.

– И последнее, - Пашутин придержал его за руку. - Ты нас знаешь, мы - тебя. Все понял?

Витька вырвал руку и ушел, хлопнув дверью. Пашутин задумчиво посмотрел на план, снял костяшку, которая обозначала Витьку, и швырнул в мусорную корзину.

Из соседней комнаты вышел Иванов.

– Все слышал? - спросил Пашутин.

– Все, - Иванов успокоительно похлопал сообщника по плечу. - Деваться ему некуда, он это понимает. Значит, ровно в два он войдет и отопрет решетку…

– Сейф будет открыт.

– А если - нет?

– Рискуем. Только Витька точно говорит: когда он сдает материал, она всегда держит сейф открытым. Не было случая, чтобы иначе…

– Ладно, - кивнул Иванов. - Ты подкатываешь тележку с контейнером к дверям кладовой. Входишь, нейтрализуешь Ананьеву, забираешь пакеты с фольгой, грузишь их в контейнер и едешь себе потихоньку через весь завод. Все знают этот контейнер, привыкли к нему, никто и внимания не обратит. А я за это время прикрою двери кладовой и буду ждать тебя во дворе, в машине. Ты вывезешь контейнер во двор, рабочие его погрузят, и мы спокойно выедем за пределы завода. Вот накладная, держи, - Иванов протянул Пашутину сложенную вчетверо бумажку.

– А Борода?

Иванов развел руками, печально улыбнулся:

– Каждому - свое. Есть такая благородная традиция: спасая товарищей, принимать удар на себя. Бородаев повезет платину на соседний завод. Он знает, что должен не на завод ее привезти, а по тому адресу, который я ему дал. Его, беднягу, догонит милиция…

– Кто поверит, - засомневался Пашутин. - Это же порошок, кому он нужен?

– Правильно, - сказал Иванов. - Прямо сейчас, отсюда, позвонишь своему Миронову и скажешь так: "Только что я выяснил совершенно точно: Бородаев и его сообщники, к сожалению, я их не установил, повезут платину на Комсомольский, восемьдесят два, квартира тридцать пять, Зенину Алексею Егоровичу". Они этого Зенина тут же проверят по ЦАБу и узнают, что он инженер, мастер цеха на заводе тугоплавких металлов и уж он-то имеет самую реальную возможность превратить этот полуфабрикат в ювелирные слитки. Все понял? Ну, само собой, когда сыскари кинутся домой к Бородаеву, там они найдут Володина. И круг замкнется. - Иванов потер руки, толкнул Пашутина. - Как наш "Санько"? Молоток?

Пашутин снял трубку телефона и набрал номер Миронова…

Зрительный зал заводского клуба был полон. Люди стояли в проходах, в дверях. Николай Федорович вышел на авансцену, к микрофону, и зал разом стих. Кондратьев смотрел на собравшихся и молчал. Вспомнился 22-й год, точно такой же зал на Петроградской стороне, где проходил вечер смычки милиции и трудящихся. Много воды утекло с тех пор.

– Товарищи, - негромко сказал Николай Федорович. - На заводе действует --">