Михаил Александрович Каюрин - Интернационалист

ритмы вышли бедуины-мужчины, начали исполнять тануру — знаменитый танец с юбками. Кружение танцоров было завораживающим.

— Гипнотизирующее зрелище, — проговорил я и посмотрел на Ивана, надеясь увидеть на его лице восторженность от зажигательного танца. Однако, лицо моего знакомого было непроницаемым. Иван был в мыслях далеко от происходящего вокруг него. Словно не слыша моего восхищения танцующими бедуинами, он продолжил:

— Я ведь про орден рассказал тебе не по тому, чтобы услышать от тебя сочувствие. Вовсе нет. У меня нет никакого сожаления о том, что награда миновала меня. Героем я себя и не чувствую, поскольку, по большому счёту, не совершил ничего геройского, чтобы претендовать на «Звезду». Бог с ней, с наградой. Я про бездушие человеческое хочу сказать, про чёрствость определённой категории людей.

— Такие люди существовали во все времена, — со вздохом проговорил я. — Но их — единицы.

— А вот здесь я с тобой не соглашусь, — возразил захмелевший Иван. — Выслушай окончание моей истории, и ты поймёшь, что бездушных людей вовсе не единицы.

И мой собеседник вновь вернулся к прошлым событиям.

— Полгода я провёл на берегу Суэцкого залива, — продолжил рассказ Иван. — Второго оператора станции у нас так и не появилось, но на замену Васи Панкова прибыл новый водитель, который был и за охранника станции, и за снабженца, и за повара. К тому же в его обязанности входило обеспечение безопасного быта: борьба со змеями, скорпионами, рыжими комарами, клопами и мухами, которые постоянно лезли в рот и в нос, мешая работать…

А потом настал черёд возвращаться назад. Возвращались морем, на теплоходе. Думали, нас будут встречать, как победителей, — с музыкой, с цветами, — Иван ухмыльнулся и умолк.

— А как на самом деле? — поинтересовался я.

— Встретили, как преступников, — вновь скривился Иван. — На Графской пристани в Севастополе мы увидели пограничников с собаками, а вокруг площади стояло оцепление солдат с автоматами на груди. Мы чувствовали себя арестантами, а не героями. Провели по площади в полной тишине, а потом поселили в неухоженные казармы для прохождения карантина. Вот как закончилась секретная миссия в Египте для меня.

Иван достал сигарету, прикурил и глубоко затянулся, выпуская дым через ноздри.

— Вот с такой любовью встретили нас на Родине, — проговорил Иван. — Ни радостных улыбок, ни бравурного марша. Горький осадок остался в моей душе навсегда.

Он пять сделал глубокую затяжку, затем закончил историю словами:

— На Родину я не в обиде — её я любил и продолжаю любить. А вот тех, которые устроили героическим парням-интарнационалистам такую встречу — я бы повытаскивал из тёплых кабинетов и отправил послужить туда, куда Макар телят не гонял.

Иван, не докурив до конца сигарету, с остервенением ткнул её в пепельницу.

Мы разлили остатки водки, молча выпили и больше не возвращались к военной теме.

Досмотрев шоу, сели в джипы и отправились в обратный путь.

В холле отеля, пожав друг другу руки, мы молча расстались. С какой-то необычайной грустью посмотрел я ему вслед — простому русскому человеку, способному откликнуться на зов Родины в любой момент, не задумываясь о почестях.

Через день егерь уехал к себе на дальний кордон в молчаливой уральской тайге, чтобы продолжить нелёгкую службу по охране животного мира.

--">