Виктор Юзефович Драгунский , Станислав Дудкин , Мария Волохонская (иллюстратор) - Он упал на траву…

плоская, как у какого-нибудь
отчаянного героя старого кинофильма.
Девушка в это время, не дожидаясь моей помощи, сняла
плащ и повесила его на гвоздик, торчавший в стене у дверей.
Она с любопытством осмотрелась. Особенно её заинтересовали Валины карточки в разных ролях, которые я развесил
в своей комнате.
Я сел на стул у окна. Она подошла ко мне и сказала:
– Хотите есть?
– Нет, – сказал я.
– Надо поесть, – сказала она и показала на свёртки. – Вон
сколько еды, у меня слюнки текут. Сейчас я накрою на стол,
у нас будет прощальный ужин, а потом я уйду, и вам не надо
будет меня провожать. Здесь я не боюсь – совсем ведь рядом.
Я сказал:
– Действуйте как хотите.
Она принялась вертеться вокруг столика и хлопотать, и
на лбу у неё появились забавные заботливые морщинки, она
начала играть во взрослую хозяйку, брала с полки посуду, и
всё это получалось у неё очень симпатично и ловко. И как
она комкала освободившийся пергамент и обсасывала палец
– было тоже очень забавно. Я подумал: как жалко, что у меня нет никого на свете близких, и как хорошо было бы иметь
такую вот забавную сестрёнку с девчонскими повадками и
серьёзным личиком. Я бы уже смог сделать так, чтобы моя
сестрёнка меня любила, я бы ей покупал всякие ленточки и
вообще баловал бы.
Я сидел у окна, больная нога привычно ныла, и хотя меня непрерывно мучила вся эта подлая история с Валей, я всётаки вдруг захотел есть и подсел к столу.
Девушка сидела напротив меня, она тоже ела и всё поглядывала на меня, словно удивлялась, что вот я такой невежли10

вый, ужинаю с дамой и не веду оживлённую светскую беседу.
В общем-то она была права. Она-то ни в чём не была виновата.
Поэтому я сказал:
– Давайте выпьем!
– Ну что ж...
Я налил из плоской бутылочки ей и себе.
– В общем, – и она подняла рюку, – в общем, я пью за то,
чтоб вы были счастливы.
Я сказал:
– Спасибо.
И увидел, что она никак не может решиться выпить.
– А вы в общем-то пили когда-нибудь?
Она поставила рюмку и прикрыла её сверху ладошкой.
– Честно?
– Да.
– Это в первый раз.
Она сконфуженно улыбнулась. Просто давно не видел такой занятной девчушки. Я сказал:
– Если в первый раз, – лучше не пейте, не надо. Обожжёт
горло, захватит дыханье, слезы побегут.
Я выпил свою рюмку. Она смотрела на меня и явно побаивалась. Я налил себе ещё.
– Ну хорошо, – сказала она, – я не буду пить. А вам интересно узнать наконец, кто же я такая?
– Нет. Неинтересно. Мама в Туле, тётя здесь. Чего же ещё?
– Ну, а как меня зовут, – тоже неинтересно?
– Абсолютно, – сказал я. – Ну так как, будете пить, нет?
А то ваша рюмочка выдыхается, давайте её сюда – я сам её
выпью...
– Нет, – сказала она и отодвинула от меня свою рюмку,
– нельзя! А то вы узнаете все мои мысли...
– Ого! Значит, вы скрываете свои мысли. Любопытно, какие же это ужасные мысли, если их нужно скрывать?
Честное слово, она покраснела. Она отвернулась к окошку, и я увидел, что она вся покраснела, у неё шея стала розовой. Я пожалел даже, что так сказал.
11

– Слушайте, – сказал я, – только не обижайтесь. Я сам
обиженный. Скажите мне, наконец, как вас зовут.
Она вся засияла и благодарно взглянула на меня.
– Меня зовут Лина...
Я сказал:
– Знаете что? Тяпнем, Лина. Тяпнем за нашу с вами мужскую дружбу.
– Тяпнем! – сказала она.
Она довольно мужественно глотнула и стала закусывать
с таким обыкновенным видом, как будто делала это на дню
три раза. У неё такая была напряжённая мордочка, и вся она
такая была забавная и трогательная – ну, сестрёнка, просто
сестрёнка моя, которой нет.
Я сказал:
– Вы домой шли, Лина. Вас, наверно, ждут?
Но она махнула вилкой, на которой висела шляпка белого грибка.
– А... была не была!
– Отчаянная, да? – сказал я. – Сорвиголова?
– Оторви да брось, – сказала она и засмеялась, и было видно штук шестьдесят белых зубов, один в один, крепких, как
орешки.
Я налил ей совсем немного, чуть покрыв донышко. Вот
уж не стал бы спаивать такую славную девочку, она была просто прелесть и такая забавная– сказать нельзя.
– Вот, – сказал я, – спивайтесь, заблудшая душа.
И тут она меня удивила. Она скинула туфельки, вскочила на стул и высоко подняла свою рюмочку.
– Я пью за самое большое в нашей жизни, – сказала Лина,
и её милое юное лицо стало торжественным и важным. Она
трезво и строго посмотрела на меня. – Я пью за Победу.
Она это так тихо и значительно сказала, что у меня --">