Андрей Беляков - Исцеление

врач. — Присаживайтесь вот сюда, — женщина указала на стул рядом с ее столом.

Вздохнув, мужчина сел, всунув свой вещмешок между ног, и обнажил руку. — Да, повышенное, — задумчиво заметила Вера Анатольевна, измерив давление. — Вы расскажите, что видите, когда закрываете глаза, Вам выговориться необходимо; я врач, мне можно.

Мужчина сглотнул.

— Поспать хочется, выпить и поспать.

— Да что Вы все выпить да выпить. Ну, надо как-то успокоиться, взять себя в руки. В конце-концов, всем сейчас тяжело, Вы ведь мужчина.

— Да, мужчина.

— Прекратите повторять за мной!

— Ладно, пойду я, — он встал.

Снова этот взгляд.

— Погодите, успокоительное сейчас дам.

— Да не надо, спасибо, не поможет, ничего не поможет. Вот тушенку возьмите, — и он выложил на стол булку ржаного хлеба и две банки тушенки. — Сахар вот еще деткам.

— У меня нет детей, я с мамой живу.

Мужчина задержал взгляд на Вере Анатольевне.

— Нет? Но будут, обязательно будут. Возьмите.

Что-то было в его печальном пронзительном взгляде, какая-то обреченность, безнадежность, что ли. У женщины защемило сердце.

— Постойте… Подведете Вы меня под монастырь, уволят меня за такое, без пайка и жалованья, — Вера Анатольевна открыла шкаф и достала бутыль с надписью С2Н5ОН. И глаза мужчины, до этого грустные и понурые, вмиг оживились.

— Да кто ж узнает-то? Я быстро, вмиг сейчас, и уйду. Меня Григорием зовут, а Вас?

— Вера, — наливая в стакан, представилась женщина.

— Ве-ра, — протяжно повторил мужчина. — Красивое имя.

Затем буквально за минуту полный стакан со спиртом отполовинил во второй, и наполнил их водой из графина.

— Ну, теперь порядок, — спирт еще, как показалось женщине, не успел смешаться с водой, а Григорий опустошил уже первый стакан.

— Фу, — поморщился мужчина, занюхал рукавом и закрыл глаза. — Ну все, спасибо Вам.

— Не бережете Вы себя, — покачала головой врач. Григорий открыл глаза и впервые за вечер улыбнулся.

— Я умер уже давно, — и, немного подумав, добавил: — Не физически, конечно, морально. Так проще, иначе не выжить.

— Нельзя так говорить, неправильно.

— Да кто б подсказал, как правильно. Вы что читаете?

— «Война и мир» Толстого.

— О, надо же, — удивился мужчина.

— Читали? — Да, да, читал, давно, правда, в другой жизни. Я сельским учителем до войны работал; читал, много читал.

В кабинете воцарилась тишина. Лишь завывания ветра слышны были за окном. Мужчина взял второй стакан.

— Погодите, погодите, Вы хоть закусите чем-нибудь; сейчас, секунду, хлеба отрежу, нельзя же так, — женщина взяла нож и принялась нарезать хлеб. — Тушенку откройте.

— Нет, нет, не надо тушенку.

— Что б еще Вам предложить? А, вот, сало у меня есть.

— Ой, да это лишнее, спасибо огромное.

Григорий положил шматок сала на хлеб:

— Ну вот, какой замечательный бутерброд получился, — и он подмигнул Вере. Опустошив второй стакан, он принялся закусывать.

— Вы только никому, ради Бога, не рассказывайте об этом, — попросила врач.

— Само собой, не думайте даже, — заверил Григорий. — Ну, пойду я, — мужчина встал.

— Вы курите?

— Да.

— Ну, покурите, посидите, что уж Вы так сразу.

Григорий достал папиросу. Его осоловелые глаза приобрели характерный блеск.

— Приду, сразу упаду спать, спасибо Вам, давно мечтал выспаться.

— Это алкоголизм, Григорий, нужно как-то бороться.

Мужчина промолчал, затягиваясь. Вера Анатольевна подставила ему пепельницу.

— А семья? Семья у Вас есть?

— Семья? Была, да только нет уж никого.

— Ой, простите.

— Да нормально все, Вы-то тут причем. Один я остался, отболело уже, ничего уже не держит, умерло все, проще так даже, — повторил мужчина. — Ладно, пойду я, еще раз спасибо.

— Да за что?

— За все, — и он вышел… А утром, причем довольно рано, в кабинет к Вере Анатольевне ворвался главврач, взволнованный весь, красный как рак. И бедная женщина было подумала, впрочем, речь пошла совершенно о другом.

— Фролова! Че сидишь-то, срочно собирай санитарок, Степаныч где? К нам командующий едет.

— К нам? — зачем-то переспросила врач.

— Ну, а к кому же, со штаба позвонили. Что ж за напасть-то такая, ну за что мне это все?

— А нужно-то чего, командующему этому?

— Да почем я знаю, давай марафет там, раненые пусть в порядок себя приведут, через 10 минут планерка у нас, в моем кабинете.

За имеющийся в их распоряжении час --">