Олекса Гуреев - Комендантский час

своих граждан, ждала, чтобы каждый подставил ей свое плечо.

Третьяк добавил сочувственно:

— Плохо, что от родных отбилась.

— Плохо, — задумчиво согласилась девушка. — Но отцу нельзя было оставаться в оккупации, он работал на ответственной должности в Печерском райкоме партии, был депутатом горсовета... — Сказав это, она опасливо прикрыла ладонью рот. — Ой, зачем я все это говорю вам?

— Слово не воробей, вылетело — не поймаешь, — спокойно ответил Третьяк, уже чувствуя, что должен проявить заботу об этой затерявшейся в людском потоке студентке, помочь ей хотя бы разумным советом. — Меня можешь не бояться, а вообще будь осторожна с теми, кого не знаешь. Разные люди есть, а некоторые маскируются. И держись, нюни не распускай, ты ведь не маленькая.

Впереди, на краю кювета, сидела женщина с грудным ребенком на руках. Малютка плакала, отчаянно кричала, словно ей причиняли страшную боль. Мать расстегнула кофту и принялась грудью кормить ребенка. Сама же, опершись на локоть, отдыхала.

Девушка, услышав сказанное собеседником, смутилась. И, поколебавшись, промолвила:

— Мне почему-то показалось, что все погибло, все то, что мы любили, чем жили. Наши театры, школы, родной Киев в красных флагах демонстраций, пропала Украина, вся наша страна. И стало страшно. Решила: дойду до Днепра и... Какое счастье, что вы мне встретились. Вы знаете, у меня было такое чувство, будто я осталась одна-одинешенька на всем белом свете...

Снова послышался, теперь уже у них за спиной, плач малютки, видимо, ей не хватало молока, чтобы утолить голод.

— С таким настроением, голубушка, действительно только в омут бросаться, — то ли с упреком, то ли сочувственно проговорил Третьяк. — Это удел малодушных. А в подобных ситуациях надо, наоборот, еще больше мобилизоваться. Ты что собираешься делать у тетки Любы?

Девушка посмотрела вдаль, скользнула взглядом по сгорбленным фигурам идущих, преимущественно женщин, — так, очевидно, ходили встарь по этой дороге богомольцы поклониться святым мощам Киево-Печерской лавры, — и ответила в раздумье:

— Еще не знаю. Но сидеть сложа руки, конечно, не буду — я комсомолка, дочь коммуниста, найду дорогу к подпольщикам или к партизанам. Буду бороться против этих варваров. — Снова осеклась и мысленно побранила себя: «Дуреха! Разве об этом говорят вслух?»

— Ты думаешь, бороться так просто — вышел на улицу и стреляй? — подхватил Третьяк. — Звать-то тебя как?

— Инна.

Он зашел немного вперед, остановился, преградив ей путь.

— Вот что, Инна. Хочу сказать тебе одно: прежде чем «бороться», советую повнимательней присмотреться к окружающей обстановке. Так, как это делают на фронте. Поняла? Впрочем, если хочешь, давай условимся: когда тебе понадобится совет или чья-то помощь, заходи ко мне, вместе что-нибудь придумаем. Запомни мой адрес: Глубочица, сорок два, квартира пять. Войдешь во двор, увидишь двухэтажный домик с обвалившейся штукатуркой на стенах, спросишь Леонида Третьяка. Или лучше не спрашивай, а поднимайся на второй этаж и прямо входи в нашу дверь. Там она одна.

Девушка помолчала минутку, повторила адрес, повторила с горячностью, словно давая клятву:

— Я приду. Непременно приду! Но и вы не забудьте ни меня, ни нашей договоренности. Обещаете?

— Не забуду.

Впервые, после того как они познакомились, Третьяк посмотрел на нее пристальнее, словно хотел навсегда запечатлеть в памяти и само имя этой непосредственной, немного романтической девушки, воспетой Тычиной, — «О люба Iнно, нiжна Iнно!» — и примечательный разговор, который только что состоялся между ними, и каждую черточку в ее облике. Прозрачно-синие, словно выписанные акварелью, очень живые глаза под изогнутыми дугами бровей, удивительно пропорциональный овал лица, полные, четко очерченные губы, мгновенно отражающие в едва уловимом движении внутреннее состояние ее души — удивление, разочарование, грусть, восхищение, заинтересованность. Голову с густыми каштановыми волосами она держала прямо, даже когда смотрела себе под ноги, от чего шея ее становилась гладкой, словно отлитой из гипса. Все в девушке казалось необычным и в то же время обыкновенным, как у многих, но Третьяк неожиданно для себя сделал открытие, что такой совершенной красоты он ранее не встречал.

— Да, я еще хотела спросить у вас... — запинаясь, робко продолжала девушка, — вы живете... один?

Он улыбнулся.

— Так точно, не женат. Есть сестры, братишка, мама. Кстати, хватит --">