Осип Иванович Сенковский - Превращение голов в книги и книг в головы

Невского проспекта по ту сторону Полицейского моста. Он остановил меня. Действительно, дом был весь в огне. Сначала мне казалось, что этот яркий свет разливался из окон Дворянского собрания, но поэт, который превосходно знал топографию Невского проспекта, скоро убедил меня, что освещенный дом должен лежать гораздо ближе. Все соображения местности приводили нас обоих к заключению, что это был тот самый дом, в котором находятся магазин и библиотека Смирдина. Но что значит такое освещение после полуночи? Разные предположения, одно страннее другого, приходили нам в голову и после тщательного разбора были поочередно отвергаемы как неправдоподобные. Я видел, что поэту страх хотелось решить загадку личным удостоверением, и сам предложил ему перейти чрез Полицейский Мост, чтобы посмотреть вблизи на предмет наших гипотез.

С мосту уже были мы в состоянии убедиться самым положительным образом, что освещение, которое нас так поражало, в самом деле происходило из магазина и библиотеки Смирдина. Но удивление наше возросло еще более, когда, пройдя несколько шагов, мы приметили первые кареты длинного ряда экипажей, уставленных в три линии вдоль всего тротуара.

Не оставалось более никакого сомнения, что в залах Александра Филипповича Смирдина происходит что-то необычайное — собрание — быть может, бал — или по крайней мере свадьба. По мере того, как мы подвигались вперед, форма экипажей и упряжи, наружность лошадей, кучеров, лакеев более и более приводили меня в недоумение: это были по большей части старинные рыдваны, кареты и линейки готического фасона с дивными украшениям, кони непомерной величины в сбруях прошедшего столетия, люди тощие, длинные, бледные, в допотопных ливреях и с ужасными усами. Я обратил внимание моего спутника на это странное обстоятельство: он посмотрел и вздрогнул. Уста его дрожали.

— Чего вы перепугались? — спросил я.

— Ничего! — бодро отвечал поэт. — Ничего, так, — прибавил он спустя несколько мгновений, но уже измененным голосом и схватил меня под руку; я приметил, что он дрожит. — Рок! рок!.. — продолжал он именно тем голосом, который в стихах своих называл «гробовым». — Пойдемте! Нечего делать… Пойдемте, это собрание относится к одному из нас. Я и забыл, что обещал быть в нем сегодня!

И, говоря это, он сильно жал мою руку и увлекал меня ко входу в освещенный дом.

— Так что же оно значит? — спросил я, несколько встревоженный его отчаянным тоном.

— Увидите! Увидите! Это любопытно!.. очень любопытно!.. это поучительно!.. Вы узнаете много нового. Мне обещали открыть одну великую тайну…

— Кто обещал?

— Кто! — воскликнул он печально. — Кто!.. Тот, кому оно как нельзя лучше известно. Тот, кто… Не спрашивайте, ради бога! Вы его увидите сами.

— Да кто же эти люди? Откуда эти уродливые экипажи?

— Кто эти люди?.. Разумеется, петербургские жители. Мало ли в городе старинных экипажей?.. Вы видите, что между ними есть и новые кареты. Посмотрите, какая щегольская коляска! Эй, кучер!.. чья коляска?

Кучер назвал одного из известнейших поэтов наших.

— Видите ли?.. и он здесь! Пойдем скорее.

Ответ кучера несколько успокоил меня. Любопытство мое возбуждено было в высочайшей степени, тем более что я ничего не слыхал о приготовлениях к этому празднику и что он был для меня совершенною нечаянностью. Правда, место, где он происходил, и имя, которое только что я услышал, заставляли думать, что это должно быть литературное собрание, а в моей частной философии есть коренное правило, никогда не купаться в море между акулами и не бывать в подобных собраниях — два места, где, того и гляди, отхватят вам ногу острыми зубами или кусок доброго имени дружеским поцелуем; но на этот раз я готов был впервые в жизни нарушить мудрое правило, чтобы узнать причину столь многочисленного ночного конгресса. Мы взошли на подъезд, который был ярко освещен и покрыт теснившимся народом. В дверях стояли два человека: они, казалось, раздавали билеты входящим, и один из них громко повторял: «Пожалуйте, господа; пожалуйте скорее; представление начинается».

— Представление? — вскричал я. — Что это значит? Какое представление?

— Да, да! представление! — отвечал поэт дрожащим голосом. — Я давно уже получил приглашение.

— Да кто же здесь дает представление после полуночи? — спросил я довольно громко.

Вопрос мой, видно, был услышан одним из раздававших билеты, потому что он оборотился ко --">