Сергей Терентьевич Семенов - У пропасти

здравствовать, -- проговорила Кидиновна, подымая рюмку.

– - Кушайте на здоровье да закусите хорошенько, не церемоньтесь.

И Даша, выпив сама рюмку, стала наливать всем чаю и продолжала свою речь:

– - А лучше уж так: приделю я ее на место, и пусть она устраивается чередом, а я меж тем справлюсь маленько, прикоплю деньжонок, сниму уголок и отдохну сколько-нибудь, хотя полгодика поживу без заботы.

– - Этак на что лучше, -- согласилась с Дашей и Аграфена; -- тогда тебе сколько хочешь можно жить: своих денег не хватит, она поможет.

Наступило молчание. Кидиновна, допив чашку, опрокинула ее вверх дном, перекрестилась и проговорила:

– - Ну, спаси Христос за угощенье, Дарья Павловна, и ты, Графенушка, много довольны.

– - Не на чем, голубушка, не на чем, -- молвила Даша. -- Теперь вам отдохнуть, чай, хочется, не спали ночью-то?

– - Не спали, родимая, не спали.

– - Ну, вот и уснете… Груша, можно им на твоей постели прилечь?

– - Конечно, можно, чего ж? -- сказала кухарка.

– - Ну, вот пока и ложитесь, а на ночь-то я Полю к себе возьму, а Кидиновна-то на сундуке примостится.

III.

Даша, убравши посуду и остатки угощения, пошла наверх и пробыла там часа два и когда вернулась, то застала Аграфену занятой чисткой кастрюль, а гостей спящими. Кидиновна завалилась к стене и, уткнувшись лицом в мягкую подушку, сладко похрапывала, а Поля лежала навзничь, закинув руки за голову, и спала тихо, спокойно; на щеках ее сквозь густой слой загара горел здоровый, молодой румянец, отчего все лицо ее дышало свежестью и красотой. Даша подошла к постели и долго молча любовалась ею.

– - А какая она у тебя хорошенькая, -- молвила кухарка: -- должно быть барской крови капелька попала?

Даша отошла от постели и, вздохнув, проговорила:

– - Нет, свой брат был.

– - Из прислуги? -- полюбопытствовала Аграфена.

– - Артельщик какой-то…

– - Как же ты спозналась с ним?

– - Очень просто; на одном дворе жили, на одной лестнице, -- я в горничных у господ, а он в магазине внизу.

Я еще тогда молоденькою была, только второй год как приехала в Москву, ничего еще путем не понимала… Заметил он меня и стал гоняться, а мне это лестно показалось… Он такой бравый был… Иду мимо, вижу, он с меня глаз не сводит, возьму да улыбнусь, а он этому и рад. Дальше -- больше, он все смелее стал; один раз на гулянье меня пригласил; я испугалась, не пошла. Он другого раза дождался, подговорил няньку нашу, да через нее стал меня звать. Не вытерпела я -- пошла и погуляла с ним чередом. После этого стал он ко мне в гости ходить, я к нему бегала. Месяца три мы с ним хороводились, потом он меня бросил, на другую променял…

– - Что ж, ты тужила по нем?

– - Как же не тужить! -- вздохнув, сказала Даша. -- Как узнала-то, думала, и жива не останусь… С месяц ходила и свету Божьего не видала, а как очувствовалась и стала на старую линию находить, вижу, во мне перемена во всей какая-то начинается: сладкая еда не мила, чаю хоть бы не было, ноги судорогой начало сводить, поясницу ломит. Вижу, дело плохо, а от чего, понять не могу… И только добрые люди глаза открыли… А как узнала я, еще тошней мне стало. Господи, думаю, Царица небесная, что мне теперь делать? как быть? От одних слез, кажется, опухла, в Москве реке топиться собиралась, не знаю, как и утешилась. Подошла вторая половина; до этого я скрывала, что я брюхата-то, ну, а потом нельзя стало скрывать. Господа как догадались, сейчас же отказали. Добилась я кое-как до родов, родила, опять добрые люди присоветовали мне ее в деревню отдать, ну и отдала, да и работала вот на нее до этих пор.

– - А если бы тебе ее в госпиталь отдать? -- сказала Аграфена.

– - Жалко было; тут, думаю, в моей воле, а там, пожалуй, и не разыщешь.

– - Ну, это ты такая жалостливая, другая бы и вожжаться не стала, по крайности прожила бы в свое удовольствие.

– - Мне никаких удовольствий не надо было… А мужчин-то этих после этого я и видеть не могла; зарок дала не глядеть на них…

– - Так и жила все время?

– - Так и жила.

– - Терпеливая ты!.. -- с удивлением сказала Аграфена.

IV.

На другой день утром Даша, страшно робея, просила у господ себе жалованья за этот месяц да еще за месяц вперед и отпрашивалась на весь день со двора.

Господа дали ей денег и отпустили со двора. Даша пошла в город и купила большой шерстяной платок Кидиновне, кумачу на рубашку ее мужу, четвертку чаю и два фунта сахару. Отдав все это Кидиновне, она вместе с Полей вызвалась ее проводить до --">