Николай Гаврилович Чернышевский - Пролог

молодыми знакомыми! Видишь, я недаром сказал: о, бестия! Да что же, голубочка: ты сказала «жена, или сестра, или кто она ему», — не знаешь, значит, что он женатый, видно, не знаешь его?

— Не знаю, мой друг, — а кто ж это?

— Все у того же Рязанцева! — Это, я тебе скажу, удивительно, кого не увидишь у этого Рязанцева! Раз я сижу у него один, — входит эта шельма, — Рязанцев рекомендует: Савелов! — Я, разумеется, сейчас ушел: черт с ними!

— Так это муж милочки Савеловой? — О, как я рада, что я услужу ей! — Я просто влюбилась в нее, когда увидела в концерте, — мало и слушала, все любовалась! — Но мужа там не было, она была с кем-то другим, старше его. Ах, что это за красавица! Вот это, мой друг, красавица! — Большие темно-голубые глаза, тихие, нежные, — сама беленькая, беленькая, нежненькая, — ах, так и расцеловала бы ее! Ах, как я рада услужить такой милочке!

Молодой человек в гороховом пальто шел очень быстро. Карета, следившая за ним, опередила смуглую даму и ее мужа.

— Подзови извозчика, мой друг, — сказала смуглая дама. Муж подозвал. — Садись и ты.

— Точно, голубочка. Со мною лучше. Может быть, и понадоблюсь.

— Нет, мой друг; но я хочу, чтобы ты рассказал мне об этом молодом человеке. Вот это парочка, мой друг, он и Савелова! Ах, как я рада, что у нее такой любовник! Ах, что за прелесть оба! Я расцелую их обоих — и ее, так и быть, и его!

— Ну, голубочка, себя-то она позволит тебе целовать, — а его-то не очень-то.

— Вот прекрасно! — Смеет! — Если б у меня был такой любовник, — я не позволила бы ей, — а ей, такой милочке, бояться меня!

— Ну, голубочка, знаю я этих красавиц! — Основательный муж покачал головою. — Видывал, голубочка. Когда прежде жил в Петербурге, бывал в опере, — видел. Красавицы! Видишь ли, голубочка: по-моему, — ну, да вот покажи мне свою Савелову, — ну, покажи. Вперед знаю: ничего особенного.

— Ах, не люблю, когда ты так врешь. Лучше рассказывай о нем. Вот если б у меня был такой муж или хоть любовник, — ах, как бы я любила его!

— Ну, голубочка, это еще неизвестно, стоило ли бы любить, — основательно возразил муж. — Были ж у тебя женихи не хуже его, — что же не шла?

— Ах, нет, такого не было! — О нем ты не смей и говорить! Это прелесть, прелесть! — Да что же ты знаешь о нем, говори скорей! — Ах, если бы можно было отнять его у нее! Ах, отняла бы, отняла бы, мой друг! Ах, зачем она лучше меня? Я отняла б его у нее! Отняла бы, отняла бы, мой друг! — Нет, лучше рассказывай о нем, а то я готова плакать, — ах, какая досада!

Муж покачал головою. В самом деле, странно было то, как думала о себе смуглая дама. Она никогда, нигде не встречала соперниц себе. Когда она бывала в театре, и продажные и непродажные аристократки красоты зеленели и багровели от зависти. Она одна не хотела замечать эффекта, который производит. Впрочем, ее муж находил это нисколько не удивительным: живость характера не оставляла ей досуга наблюдать, производит ли она эффект. На бале она была занята балом, танцами, разговорами; в опере — оперою, разговорами с теми, кто сидел подле нее. А главное, она приходила в восхищение от каждой хорошенькой блондинки, она любовалась на блондинок до того, что забывала о себе и даже не любила себя: зачем она не такая беленькая, беленькая, зачем у нее не голубые глаза. — Когда ее заставляли замечать, как отвлекаются ею глаза мужчин от всех, и от блондинок и от брюнеток, она говорила, что мужчины глупы, слепы, и через четверть часа забывала о них, чтобы восхищаться какою-нибудь блондинкою. Так, она слишком мало думала о себе и после, когда ей много раз указывали эффект, какой она производит в больших собраниях. Но теперь она еще только начинала выезжать в общество, и любовник Савеловой был первый человек в Петербурге, лицом которого она увлеклась. В первый раз после девических лет, о которых теперь она вспоминала как о ребяческих, она подумала о том, хороша ли она собою, — и готова была расплакаться от досады, зачем она не блондинка.

— Друг мой, скажи мне, что это со мною? — начала она, наполовину смеясь, наполовину грустно. — Неужели я делаюсь глупою девчонкою в мои лета? Неужели я могу влюбиться? — Это было бы смешно, мой друг.

— Не знаю, как тебе сказать, голубочка, — отвечал основательный муж.

— Но мне кажется, я в самом деле была бы готова полюбить кого-нибудь… Я так увлеклась, — не смешно ли это?

— Что касается собственно до этого, голубочка, — глубокомысленно отвечал муж, — это, --">