Надежда Александровна Лухманова - Васяткино горе

мохнатенькая, ласковая такая, глазками, бывало, так смотрит, что Васятка поневоле обнимет её за шею и поцелует.

Звали её Лиской, потому что охотники говорили, что она очень похожа на лису; отец её откуда-то достал щеночком, и она, чем больше росла, тем больше любила мальчика. Мордочка у неё была узенькая, а язык длинный, розовый, и она всегда норовила лизнуть Васятку в самое лицо. Хвост у неё был пушистый, широкий, и как, бывало, увидит Васятку, так и начнёт им вертеть по земле и вправо, и влево — весь песок разметёт. Собачка была охотничья, да только избаловалась и стала, не дожидаясь Степана, сама бегать в лес и охотиться там за птицей. Из-за этого она и погибла: шёл лесом мужичок-охотник из чужой деревни; Лиска мелькнула перед ним из-за куста, а он-то и в самом деле принял её за лису или за другого зверя, выстрелил и убил, а как убил, так и увидел, что это собака. Он пришёл в деревню и рассказал. Дали знать Степану, и тот принёс из лесу свою Лиску. Как увидел Васятка, что у собаки глаза закрыты, рыжая шубка вся в крови, а сама она холодная и не прыгает, не играет, не узнаёт своего Васятку любимого, мальчику так стало жалко, что он горько заплакал и пошёл к матери. Отец вырыл яму и похоронил в саду Лиску, так у Васи и не было больше собачки, убили её… «Вот так и зайчиков убивают», — подумал он, и вдруг ему стало так жалко, так жалко этих маленьких белых зверков, что он чуть не заплакал. Ему хотелось бежать в лес к отцу и просить его, чтобы он сказал господам, что не надо стрелять, не надо убивать бедных зайчиков, которые теперь играют и прыгают как Лиска, а потом будут лежать как она, неподвижные, а на шубках их будет кровь… И вдруг он опять вздрогнул, снова послышалось: «у-лю-лю», и прямо на него, из-за поленницы, выскочил белый зайчонок. Он так испугался, увидя мальчика, что в нескольких шагах от него присел на задние ножки, передние поднял вверх и забарабанил ими по воздуху. «Убьют, убьют! — думал Васятка. — Уходи, глупый!» И Васятка, сообразив, в какой стороне охотники, вдруг бросился на зайчонка с криком: «у-лю-лю!» и погнал его совсем в другую сторону. Зайчонка прыгнул и исчез в кустах, а Васятка заревел и бросился к дедушке Фёдору. Он спрятался под его тулуп и вздрагивал каждый раз, когда слышал: паф-паф… А деревья и кусты в лесу, повторяя звук, точно стонали.

Охота кончилась, все вернулись назад в деревню; мальчишки смеялись над Васяткой, называли его трусом, и каждый из них рассказывал, сколько зайцев он выгнал, и, указывая на убитых, говорил: «Вот это мой, этого я гнал», и рассказывали, как на них выскочил зверёк. Зайцев привезли очень много, целую телегу, но Васятка не пошёл их смотреть, а вечером, когда гости уехали, и Степан снова сидел в своей горнице и чистил ружьё, Васятка пришёл и положил ему голову на колени.

— Ты чего? — спросил его отец.

Мальчик заплакал.

— Ну, брат, — сказал Степан, — этого я не люблю; слезами, ведь, ничему не поможешь, и коли ты человеком хочешь быть, так ты в себе крепость имей и эти самые слёзы сдерживай. Коли болит что, или горе какое случилось, так ты говори, мы и рассудим, как помочь, а слезами, брат, никакого дела не сделаешь. Ну, в чём дело?

— Мне, тятя, зайцев жалко…

— А, небось, сам гнал, в лесу-то весело было!

— Нет, не гнал!

И Васятка рассказал, как на него в лесу выбежал беленький заяц.

— Я, тятя, не хочу больше ходить с тобой на охоту, и когда большой вырасту, то буду убивать только волков, медведей, страшных больших животных, а маленьких не трону.

Степан посмотрел на него.

— Ну, что ж, как знаешь!

На том разговор у них и покончился. Васятка утешился своим решением и пошёл спать, а Степан сидел и качал головой. Ему были приятны слова сына.

«Ну, что ж, — думал он, — это хорошо, что мальчик жалеет животное; значит у него сердце доброе; да и рассуждать он начинает, — зачем бить, если не нужна ни шкура, ни мясо. Будет большой, так поймёт, что нельзя зверя не истреблять по лесам, иначе много от него беды будет: зайцы зимою кору с деревьев обгложут, а летом, — гляди, капусту всю переедят на огороде, только, конечно, это дело порядка и хозяйства, а так, зря убивать, только для того, чтобы по хорошему воздуху проехаться, да в лесу себя потешить стрельбой, это — пускай и не делает, коли не хочет; пусть растёт жалостливый да справедливый: животное пожалеет, человека тем более без нужды не тронет».

И Степан, вычистив ружьё, пошёл тоже спать.

1903

--">