Голда Меир - Отчий дом; Первые дни в Кибуце; Три встречи

потому, что не было денег для покупки билетов на пароход для всей семьи и даже деньги на один билет он {21} добыл с трудом.

Но была еще одна причина: подобно многим другим евреям, эмигрировавшим из России в Америку в то время, он рассматривал свою поездку как пробную и не окончательную.

Семейный план был следующий: отец едет в Америку - страну неограниченных возможностей, в страну, где всякий приезжий может быстро разбогатеть. После года или двух лет он возвращается обратно в Россию и привозит с собою все деньги, что он там накопил.

Как было сказано, он прибыл в Нью-Йорк и получил работу с внушительным жалованьем - 3 доллара в неделю. Из этой суммы он должен был прокормить себя и - как ему удавалось, мне до сих пор неясно - посылать нам в Россию, чтобы содержать семью. {22} После того, как он проработал некоторое время в Нью-Йорке, он был послан организацией "Хаяс" (добровольное общество, занимавшееся трудоустройством бедных еврейских иммигрантов из России и других восточно-европейских стран; одна из главных целей этого общества - расселить иммигрантов по всей территории Соединенных Штатов Америки, не дать им скопиться и сконцентрироваться только в Нью-Йорке) в город Милуоки. О таком городе он никогда в жизни не слышал - там была ему обещана работа получше.

Между тем, мы продолжали жить в Пинске и - ждать. Мать немного работала и доставляла продукты, и дедушка помогал немного. Моя старшая сестра, которой исполнилось четырнадцать, потом пятнадцать, а потом шестнадцать лет, - не работала. {23} Она училась, но главным ее занятием было не это. Она увлеклась очень опасным делом, которое доставляло много огорчений матери и, в конце концов, решило судьбу всей нашей семьи. Сестра моя присоединилась к революционному движению, и это послужило причиной тому, что, вместо возвращения отца в Пинск, мы поехали в Америку. Правда, она включилась в сионистско-революционное, а не общее революционное движение. Но и первое было категорически запрещено царскими властями.

Мои тяжелые воспоминания о той эпохе связаны именно с моей сестрой. Она, бывало, исчезала из дому перед вечером и возвращалась домой очень поздно. В то время мы жили по соседству с полицейским участком и часто слышали ужасные крики молодых парней и девушек, которых, видимо, пытали за их нелегальную {24} революционную деятельность; их избивали и мучили, чтобы добиться от них признания, чтобы заставить их выдать имена соучастников и товарищей по их революционной организации. В те дни вошел в Пинск и расквартировался там казацкий кавалерийский полк. Казаки галопом носились по улицам города и, если кто попадался им по дороге - безжалостно давили его. Они зверски били плетками каждого молодого человека и девушку, встречавшихся им на пути.

Тогда мама стала писать отцу в Америку, что она не может больше оставаться в России из-за опасной политической деятельности моей сестры.

По субботам, когда мама уходила в синагогу, моя сестра собирала революционный кружок у нас дома. Она считала это время самым удобным моментом. В нашей комнате, как и во всех домах в Пинске, {25} высокие печки пристраивались к стене. На печку я и забиралась, и внимательно прислушивалась ко всему, о чем говорилось на этих собраниях. Я не понимала в точности, о чем они говорят, но знала, что это запрещено. Когда мама возвращалась из синагоги, она с ужасом взирала на то, что делается дома. Она опасалась, что вот-вот зайдет полицейский и захватит весь этот революционный кружок врасплох.

И так она поневоле сделалась сторожем кружка. Она ходила перед домом, готовая предупредить собравшихся об угрожающей опасности. Кстати, до сих пор я отлично помню имя этого грозного полицейского - Лесюк.

Еще маленький эпизод, который остался в моей памяти от всех этих заседаний и собраний.

Сестра моя рассказывает, что в пятницу {26} вечером, если не находили подходящее место для заседания кружка, приходили в синагогу после вечерней молитвы и упрашивали синагогального служку, чтобы он разрешил организовать встречу. Когда служка возражал ("это же суббота и нельзя здесь собираться ни по законам Торы, ни по законам властей"), один из молодых людей вынимал из кармана какой-нибудь тяжелый предмет и угрожал:

- Ты это видишь? Сейчас стрелять буду! ("ду зест, их шис!"). Бедный, испуганный служка открывал дверь и даже сторожил, чтобы никакой незванный гость не заглянул ненароком.

Кроме сионистско-революционного движения, в котором --">