Лев Николаевич Толстой - ПСС. Том 62. Письма, 1873-1879 гг.

живите в Москве. Для людей, которым предстоит упорный умственный труд, есть две опасности: журналистика и разговоры. Против первой вы непромокаемы, как я думаю; но второе вам, кажется, опасно. Вы говорите хорошо, вас слушают охотно, потому что вам есть что говорить; но это беда. И чем умнее те люди, с которыми говоришь, тем хуже. Для умных людей достаешь самую начинку из пирога, а этого-то и не надобно, чтоб они не нанюхали, как собаки, кушанье, которое готовится к празднику.

Должно быть, скоро буду в Москве; и мне нужно напоминать ваш адрес, чтоб видеться с вами.

Мой адрес всегда: Тула.

Ваш Л. Толстой.

24 января.

О первой публикации см. стр. 3. Год определяется ответным письмом П. Д. Голохвастова от 27 января 1873 г.

¹ Письмо неизвестно.

² Иоганн Георг Корб — секретарь посольства, отправленного в 1698 г. Леопольдом I в Москву к Петру I. Был в Москве во время стрелецкого розыска и подробно описал его в своем дневнике, изданном в Вене в 1700 г. Русский перевод дневника Корба вышел в Москве в 1867 г.

³ Григорий Васильевич Есипов (1812—1899) — историк. Толстой просил его книгу «Раскольничьи дела XVIII столетия, извлеченные из дел Преображенского приказа и Тайной розыскных дел канцелярии», тт. 1—2, изд. Д. Е. Кожанчикова, Спб. 1861—1863.

⁴ Иван Кириллов (ум. 1738) — секретарь Сената, автор составленного в 1728 г. по подлинным документам первого статистического описания России (издано М. П. Погодиным под заглавием: «Цветущее состояние всего Российского государства», тт. 1—2, М. 1831).

⁵ Николай Герасимович Устрялов (1805—1870) — историк, автор «Истории царствования Петра Великого», тт. 1—4, 6, Спб. 1858—1864.

⁶ Иван Григорьевич Соловьев (ум. 1881) — московский книгопродавец, комиссионер Толстого по продаже его сочинений.

⁷ Шереметевы — дворянский род. Толстого интересовала личность Бориса Петровича Шереметева (1652—1719), ревностного сторонника реформ Петра I.

⁸ Апраксины Петр, Федор и Андрей Матвеевичи — братья второй жены царя Федора Алексеевича, занимавшие важные посты в царствование Петра I.

⁹ В печатном тексте: «одно биение» — вследствие неверного прочтения издательницей письма В. Н. Остроумовой.

(обратно)

4. А. А. Фету.

1873 г. Января 30. Я. П.

Уж несколько дней, как получил ваше милое и грустное письмо и только нынче собрался ответить.

Грустное потому, что вы пишете, Тютчев умирает,¹ слух, что Тургенев умер,² и про себя говорите, что машина стирается, и хотите спокойно думать о Нирване. Пожалуйста, известите поскорее, — фальшивая ли это была тревога. Надеюсь, что да и что вы без Марьи Петровны³ маленькие признаки приняли за возвращение вашей страшной болезни.

О Нирване смеяться нечего и тем более сердиться. Всем нам (мне по крайней мере, я чувствую) она интереснее гораздо, чем жизнь, но я согласен, что, сколько бы я о ней ни думал, я ничего не придумаю другого, как то, что эта Нирвана — ничто. Я стою только за одно — за религиозное уважение — ужас к этой Нирване.

Важнее этого все-таки ничего нет.

Что я разумею под религиозным уважением? — Вот что. Я недавно приехал к брату, а у него умер ребенок и хоронят.⁴ Пришли попы, и розовый гробик, и всё, что следует. Мы с братом так же, как и вы, смотрели на религиозные обряды и, сойдясь вместе, невольно выразили друг другу почти отвращение к обрядности. А потом я подумал: ну, а что бы брат сделал, чтобы вынести, наконец, из дома разлагающееся тело ребенка? Как его вынести? В мешке кучеру вынести? И куда деть, как закопать? Как вообще прилично кончить дело? Лучше нельзя (я, по крайней мере, не придумаю), как с панихидой, ладаном и т. д.? Как самому слабеть и умирать? Мочиться под себя, п....ть и больше ничего? Нехорошо.

Хочется внешне выразить значительность и важность, торжественность и религиозный ужас перед этим величайшим в жизни каждого человека событием. И я тоже ничего не могу придумать более приличного — и приличного для всех возрастов, всех степеней развития, — как обстановка религиозная. Для меня, по крайней мере, эти славянские слова отзываются совершенно тем самым метафизическим восторгом, [который ощущаешь,] когда задумаешься о Нирване. Религия уже тем удивительна, что она столько веков, стольким миллионам людей оказывала ту услугу, наибольшую услугу, которую может в этом деле оказать что-либо человеческое. С такой задачей как же ей быть логической? Она бессмыслица, но одна из миллиардов бессмыслиц, которая годится для этого --">