Алексей Константинович Толстой - Драматическая трилогия

его! – Просить его всей Думой!

Сицкий.

Бояре! Бога ли вы не боитесь?

Иль вы забыли, кто Иван Василич?

Что значат немцы, ляхи и татары

В сравненье с ним? Что значат мор и голод,

Когда сам царь не что как лютый зверь!

Шуйский.

Что он понес? Да он царя бесчестит!

Мстиславский.

Князь Петр Ильич! Да ты с ума сошел!

Сицкий.

Не я, а ты, вы все ума лишились!

Иль есть из вас единый, у кого бы

Не умертвил он брата, иль отца,

Иль матери, иль ближнего, иль друга?

На вас смотреть, бояре, тошно сердцу!

Я бы не стал вас подымать, когда бы

Он сам с престола не хотел сойти, —

Не хуже вас Писание я знаю —

Я не на бунт зову вас – но он сам,

Сам хочет перестать губить и резать,

Постричься хочет, чтобы наконец

Вздохнула Русь, – а вы просить его

Сбираетесь, чтоб он подоле резал!

Годунов.

Князь, про царя такие речи слышать

Негоже нам. Ты молвил сгоряча —

Доносчиков не чаю между нами —

Тебе ж отвечу: выбора нам нет!

Из двух грозящих зол кто усомнится

Взять меньшее? Что лучше: видеть Русь

В руках врагов? Москву в плену у хана?

Церквей, святыней поруганье? – или

По-прежнему с покорностью сносить

Владыку, Богом данного? Ужели

Нам наши головы земли дороже?

Еще скажу: великий государь

Был, правда, к нам немилостив и грозен;

Но время то прошло; ты слышал, князь,

Он умилился сердцем, стал не тот,

Стал милостив; и если он опять

Приимет государство – не земле,

Ее врагам он только будет страшен!

Голоса.

Так! Так! Он прав! Он дело говорит!

Сицкий.

Боярин, ты сладкоречив, я знаю!

Ты хитростным умеешь языком

Позолотить все, что тебе пригодно!

Вестимо: ты утратить власть боишься,

Когда другой на место Иоанна

Возьмет венец! Бояре, берегитесь:

Он мягко стелет – жестко будет спать!

Годунов.

Бояре все! свидетельствуюсь вами —

Не заслужил я этого упрека!

Вам ведомо, что власти не ищу я.

Я говорил по вашей воле ныне —

Но, может быть, я и не прав, бояре;

Меня князь Сицкий старше и умней;

Когда вы с ним согласны, я готов

Признать царем боярина Никиту

Романыча или кого велите!

Голоса.

Нет, не хотим Захарьина! Не надо!

Годунов.

Иль, может быть, Мстиславского, бояре?

Голоса.

Нет, не хотим! И сами мы не меньше Мстиславского!

Годунов.

Иль Шуйского, бояре?

Голоса.

И Шуйского не надо! Быть под Шуйским

Мы не хотим! Хотим царя Ивана!

Сицкий.

Идите же! Идите все к нему!

Идите в бойню, как баранье стадо!

Мне делать боле нечего меж вас!

(Уходит.)

Голоса и крики.

Он бунтовщик! Он оскорбил всю Думу!

Он против всех идет! Он всем досадчик!

Годунов.

Не гневайтеся на него, бояре!

Он говорил, как мыслил. Если ж вы

Решили в мудрости своей всей Думой

Идти к царю – пойдем, не надо мешкать!

Захарьин.

Когда бы не шатание земли,

Не по́ сердцу была б мне эта мера,

Но страшно ныне потрясать престол.

Пойдем к царю – другого нет исхода!

Мстиславский.

Кто ж будет речь вести?

Захарьин.

Да ты, боярин;

Кому ж другому? Ты меж нами старший!

Мстиславский.

Неловко мне! сегодня на меня

И без того разгневался уж царь.

Голоса.

Пусть Шуйский говорит!

Шуйский.

И мне неловко!

Захарьин.

Пожалуй, я речь поведу, бояре!

Мне гнев его не страшен – мне страшна

Земли погибель!

Годунов.

Нет, отец названый!

Не допущу тебя я до опалы!

Дай мне вести пред государем речь —

Меня не жаль!

Мстиславский.

Пойдемте ж! Годунов

Речь поведет; он всех нас лучше скажет!

Все бояре встают и уходят за Мстиславским.

Салтыков (уходя, к Голицыну).

А Сицкий-то был прав! Ведь Годунов

Так и глядит, как бы взобраться в гору!

Голицын.

Сел ниже всех, а под конец стал первый!

Шереметев.

А говорили: быть без мест!

Трубецкой.

Дай срок!

И скоро всех татарин пересядет!

Уходят.

Царская опочивальня

Иоанн, бледный, изнуренный, одетый в черную рясу, сидит в креслах, с четками в руках. Возле него, на столе, Мономахова шапка; с другой стороны, на скамье, полное царское облачение. Григорий Нагой подает ему чару.

Нагой.

О государь! Не откажись хоть каплю

Вина испить! Вот уж который день

Себя ты изнуряешь! Ничего ты

И в рот не брал!

Иоанн.

Не надо пищи телу,

Когда душа упитана тоской.

Отныне мне раскаяние пища!

Нагой.

Великий --">