Виктор Александрович Широков - Стихи разных лет

прожить, мечтая лишь о пище, о сне да тишине... Затычки прочь я выбросил. Сверлом вонзилась боль, и тотчас же, голубушка, притихла.

Биенье жизни гулко захлестнуло меня своей упругой полнотой.

18.08.74

Чашечка кофе в кафе "Марс".

Жизнь на Голгофе не жизнь - фарс.

Хочешь, не хочешь - держи форс, выпятив мощный торс.

Круг повторяется - круг крут.

Крепче, седок, обхвати круп.

Помни, что подешевел креп, случай давно слеп.

В рифму сказал - получай балл.

Не угадал - покидай бал.

Скажут потом: "Человек был, не умерял пыл".

Чашечка кофе в кафе "Марс".

Жизнь для поэта порой - фарс.

Если всерьез, то - свивать трос весь из шипов роз.

2.09.74

ПЬЯНКИ НА ТАГАНКЕ

Ах, эти пьянки на Таганке

И эти споры двух Россий, где словно бледные поганки бутылки винные росли.

Какие здесь сверкали строки!

Шел стихопад. Стиховорот.

И если речь текла о Блоке, никто не доставал блокнот.

И как я встряхивал упрямо свой чубчик, ежели порой

Твардовского и Мандельштама стравить пытались меж собой.

( Поэты в том не виноваты, что на цитаты разодрав стихи живые - на канаты их шлют для утвержденья прав).

Не помню доводы лихие.

Однообразен был финал: меня очередной вития, не слушая, перебивал.

Опять бряцали именами, друзей и недругов громя.

Мне кажется сейчас - с тенями сражалась только тень моя.

Ее бесплотные усилья достойны слова лишь затем, что те же слабенькие крылья у антиподов вечных тем.

И если я пытаюсь снова тебя отстаивать, Мечта, то это значит - живо слово, каким освящены уста.

Затем порой и грязь месили, учили наизусть тома, чтоб осознать, что мы - Россия, что жизнь - История сама.

24.09.74

Без устали мотают люди истории большой клубок; и шар земной обмотан будет витками огненных дорог.

Но ты мне помнишься иначе, ещё не начат спор веков, и умеряет пыл горячий ладонь прозрачных родников.

И что-то папоротник шепчет доледниковое, свое; и ветер тихо гладит плечи, и птица без конца поет.

Я знаю: шум твоих заводов надолго пенье заглушил; и вместо небосвода сводов бетонных этот мир вкусил.

Крапиву жгучую бичуя, искоренив чертополох, не сразу человек почуял, что быт не этим дик и плох.

К чему преследовать огнями растений дикую орду?

Их выкорчевывать с корнями - себе отыскивать беду.

Стоят столбы - посланцы света, топорща мертвое литье; но если будет вся планета бетонной, что житье-бытье?

Пускай дома - дворцы, как в сказке.

Но если и репей исчез, и вместо горок - на салазках мы падаем по скатам рельс...

История - она пытлива.

Она рассудит: что и как.

Но ты живешь нетерпеливо, мой современник, маг бумаг.

Ты даже мельницы старинной крыло не хочешь сохранить, а что до свечки стеаринной, то предпочел вольфрама нить.

Тому нисколько не перечу.

Прогресс на то он и прогресс, но неужель на гуттаперчу бездумно мы сменяем лес?

Какой он - лиственный иль хвойный, с грибами или без грибов - но он живой. И с ним спокойней, чем в царстве каменных столбов.

Пока ещё на ветках шишки, и есть, где побродить пешком, и даже косолапый мишка нам не по Шишкину знаком...

Я все о том же: о природе, где все бездумней и тесней, а значит, в некотором роде о нашем с вами естестве.

Понятно, человек - не птица.

Он смеет. Строит. Царь и бог.

Он на деревьях не гнездится, а для зимовки жидок стог.

Но размышляя над итогом своих свершений и проказ, не нужно быть царем и богом, вот старшим братом - в самый раз.

Без устали мотают люди истории большой клубок; и шар земной обмотан будет витками огненных дорог.

Сложны не те уже задачи.

Пока не кончен счет веков, пусть нам умерит пыл горячий ладонь прозрачных родников.

30.09.74

ИЗ ЦИКЛА "ЧЕРНЫЕ СТИХИ"

Призываю немилость Господню.

Я хотел бы скорей умереть, чтоб не мучиться в этом Сегодня, захороненный Прошлым на треть.

Что мне нового Завтра разводы?

Нефтяное пятно на реке?

Если влажные черные своды будут бархатно льститься к руке.

И еловый распластанный ящик поплывет, как священный ковчег, чтоб питаться одним Настоящим, чтобы с Прошлым проститься навек!

8.12.74

ДВА СОНЕТА

1

Я барабаню рифмами давно.

Терзаю слух. Порою множу слухи.

И во Вселенной скромное окно я ковыряю, словно мальчик в ухе.

Рассеянно. Мечтая о кино.

О новом прапрадедовском треухе.

И тихо ткется жизни полотно.

Жужжит веретено подобно мухе.

Откуда я? Кто я? Да все равно беззубой обезумевшей старухе.

Вот нож взяла - обрезать нитку, но задумалась: "Что за жужжанье в --">